WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 

Жанровый синтез в русской классической прозе конца xix – начала xx вв.

На правах рукописи

ВАСИЛЬЕВА Татьяна Владимировна

Жанровый синтез в русской классической прозе конца XIX – начала XX вв.

Специальность 10.01.01 – русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Москва, 2011


Работа выполнена на кафедре

русской классической литературы и славистики

в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования

«Литературный институт им. А.М. Горького»

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор

Минералов Юрий Иванович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор ОГИ

Полехина Майя Мударисовна

кандидат филологических наук, доцент МИОО

Окунькова Елена Александровна

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Смоленский государственный университет»

Защита диссертации состоится «21» декабря 2011 года на заседании диссертационного совета Д 212.109.01 при ФГБОУ ВПО «Литературный институт им. А.М. Горького» по адресу: 123104, г. Москва, Тверской бульвар, д. 25, ауд. 23 в 15.00.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Литературного института им. А.М. Горького

Автореферат разослан « ___ » ноября 2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Стояновский М.Ю.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Исследовательский интерес современной филологии обращен к проблемам истории литературы рубежа ХIХ - ХХ вв., однако изучать литературный процесс начала ХХ в. необходимо с учетом традиций русской классической литературы ХIХ в., через призму которой следует рассматривать и преемственность, и новаторство авторов начала ХХ в.[1]

Вопросы, касающиеся специфики жанровых форм, трансформации жанра в процессе развития литературы исследуются на разном эмпирическом художественном материале отечественными и зарубежными историками литературы и искусствоведами продолжительное время и с разных сторон[2]. Крупные прозаические произведения ХIХ-го века уже пушкинской и постпушкинской поры привлекали внимание исследователей как пример активной творческой деятельности писателей в названном направлении. Может быть, самый выразительный пример — поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души», произведение, которому автор предписал жанр, так что назвать его романом можно лишь «с оговорками». Без сомнения, И.С. Тургенев, И.А. Гончаров, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой — не только великие мастера русской крупномасштабной прозы, но и экспериментаторы, вступавшие в смелую полемику с прозаиками Запада. Имея в виду их открытия для русской прозы нового времени, необходимо обратиться к узловым способам преобразования романа, востребованным художниками в конце ХIХ — первой трети ХХ вв., когда, как неоднократно отмечалось исследователями, происходило новаторское обновление традиционных литературных средств. Осмысление названного исторического периода как апокалиптического в русской литературе, в иные моменты как катастрофического, трагическое восприятие эпохи присуще многим произведениям, создававшимся на рубеже веков. Сходное восприятие эпохи проявляется в поиске сходных принципов построения произведения, и прежде всего, в стремлении к художественному синтезу. Кроме того, жанровые модификации, создающиеся в первые десятилетия ХХ в., основываются на уже имеющихся в литературе ХIХ в. примерах синтетического построения жанра. Изменения в литературе конца ХIХ в., затрагивающие в том числе и жанровую парадигму, осознавались писателями и литературоведами уже изнутри эпохи[3]. Современный исследователь, характеризуя атмосферу рубежа веков, отмечает, что «…жанровый синтез представлял исключительно сложное явление, охватывавшее, по всей видимости, не одну лишь литературу, но также музыку, живопись и другие искусства»[4].

Одним из писателей, равно принадлежащих двум историко-литературным эпохам, может быть назван Евгений Чириков, который в конце ХIХ — начале ХХ века был не просто известный писатель. Он сформировался как писатель в ХIХ веке[5]. Его первые стихи начинают публиковаться в середине 1880-х гг. Исследователи утверждали, что раннему Е.Н. Чирикову наилучшим образом удаются наброски. Он стал одним из наиболее читаемых авторов в дореволюционной России. Несколько десятилетий имя Е.Н. Чирикова не было известно широкому читателю. Возросший интерес к личности и его произведениям выразился в появлении разного рода трудов о нем[6].

Обращение к теме гражданской войны в России после Октябрьской революции ставит его имя в один ряд с такими писателями, как И.Э. Бабель, М.А. Булгаков, И.А. Бунин, М. Горький, Е.И. Замятин, Вс. В. Иванов, А.Г. Малышкин, М.А. Осоргин, Б.Л. Пастернак, Б.А. Пильняк, А.М. Ремизов, А.С. Серафимович, А.Н. Толстой, А.А. Фадеев, К.А. Федин, И.С. Шмелев.

Разумеется, отношение к историческим событиям у всех художников различное, порой противоположное, полюсное. О названных писателях написан целый корпус работ, их творчество исследуется уже несколько десятилетий. Но сопоставление их произведений позволяет получить наиболее полное представление о художественно-историческом видении трагической эпохи.

Жанровая форма итогового произведения Чирикова «Зверь из бездны», с одной стороны, вбирает традиции литературы конца ХIХ века, с другой — модифицируется, дополняется новыми компонентами жанрового синтеза, влияющими на содержательную и описательную фактуру романа. Можно вообще говорить, что Е.Н. Чириков «закрывает» литературный ХIХ век. Обратиться к сопоставлению его экспериментов в области масштабной прозы с поисками, которые вел молодой писатель К.А. Федин, побуждает «перекрестность» художественного и жизненного опыта, отразившегося единовременно в их произведениях.

Творческая судьба Константина Федина была совершенно иной, можно сказать, диаметрально противоположной, нежели у Евгения Чирикова. «Зверь из бездны» создавался за границей, эмигрантом Чириковым, К.А. Федин писал «Города и годы», находясь на Родине, вернувшись из Германии, где учился, во время Первой мировой войны. Обращаясь к проблеме жанрового синтеза в двух произведениях, создававшихся в один и тот же период и посвященных одной эпохе, мы сможем отметить важнейшие особенности стиля эпохи рубежа веков.

Материалом для нашего исследования послужили произведения русской классической литературы ХIХ века («Мертвые души» Н.В. Гоголя, «Война и мир» Л.Н. Толстого, «Бесы» Ф.М. Достоевского), а также крупные прозаические произведения начала ХХ века («Зверь из бездны» Е.Н. Чирикова и «Города и годы» К.А Федина).

Объектом исследования в данной работе стали два создававшихся в один и тот же период и посвященных одним и тем же событиям произведения: «Зверь из бездны» Е.Н. Чирикова (1922 г.) и «Города и годы» К.А. Федина (1922-24 гг.) в контексте выше названных крупномасштабных прозаических произведений.

Предметом исследования являются жанровые особенности названных текстов и обусловленные жанровым своеобразием способы формирования ассоциативно-символического плана во внутренней форме художественного целого.

Цель данного исследования — выявить доминантные черты осуществления жанрового синтеза в русской классической прозе конца ХIХ — начала ХХ века на основе сравнительно-сопоставительного и сравнительно-исторического анализа жанровых компонентов, наличествующих в крупномасштабной прозе ХIХ века и двух знаковых произведениях, создававшихся в начале ХХ века: «Звере из бездны» Е.Н. Чирикова и «Городах и годах» К.А. Федина.

Цель определяет комплекс частных задач:

  1. Определить «общее» направление жанрового взаимодействия и жанрового синтеза в классической русской литературе, наследование традиций которой самоочевидно в творчестве названных художников, ставших знаковыми фигурами в русском зарубежье (Е.Н. Чириков) и советской России (К.А. Федин);
  2. выявить причины обращения писателя к новым жанровым формам в исследуемый период;
  3. определить, синтез каких жанровых разновидностей создает новую внутреннюю романную форму в романах Е.Н. Чирикова и К.А. Федина;
  4. установить взаимосвязь и взаимообусловленность формального и содержательного компонентов во внутренней форме художественного целого с учетом особенностей, привносимых синтетическим началом на уровне жанра.

Научная новизна обусловлена тем, что аспект, определенный темой диссертации, впервые избран для настоящего исследования в качестве ключевого и представляет несомненный интерес как для осмысления индивидуального стиля каждого из писателей, так и для стиля эпохи.

Рассмотрение «Зверя из бездны» Е.Н. Чирикова и романа «Города и годы» К.А. Федина в сопоставлении с крупномасштабной прозой конца ХIХ в., а также с крупными эпическими произведениями начала ХХ столетия является принципиально новым подходом в изучении литературы первых десятилетий ХХ в. Жанровая специфика произведений становится отправной точкой при построении работы. Исследование синтеза жанровых форм позволяет выйти на многоуровневое сопоставление произведений Е.Н. Чирикова и К.А. Федина, а в итоге — и на стиль эпохи в целом.

Методология и методика исследования

Методологическую базу настоящего исследования составляют

— работы по теории и истории жанра М.М. Бахтина, В.В. Кожинова, Е.М. Мелетинского, Ю.Н. Тынянова, А.Н. Ужанкова, А.В. Чичерина, А.Я. Эсалнек;

— работы по проблемам стиля и синтеза А.Ф. Лосева, П.Н. Сакулина, В.Д. Сквозникова, Г.Ю. Завгородней.

Применяются историко-генетический, сравнительно-типологический, сравнительно-исторический методы исследования. Но основу работы составляет комплексная методика анализа, оправданная особенностями поставленной цели.

Структура диссертации: диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, включающей 193 наименования, приложения.

Положения, выносимые на защиту:

  1. Жанровая специфика названных произведений наследует традиции, заложенные писателями конца ХIХ в., и использует новые компоненты жанрового синтеза, влияющие на содержательную и описательную фактуру романов.
  2. Поиск новой жанровой разновидности обусловлен стремлением выразить эпоху. При этом два писателя, параллельно создавая произведения, посвященные одному и тому же историческому периоду, выбирают сходные приемы для воплощения авторского замысла как на уровне формы, так и на уровне содержания.
  3. Жанровая модификация в «Звере из бездны» Е.Н. Чирикова и в «Городах и годах» К.А. Федина представляет собой итог сложного художественного синтеза, включающий несколько разновидностей романа, творчески преобразованные элементы летописной традиции.
  4. Синтетическое начало в исследуемых произведениях проявляет себя не только на уровне жанра, но и на уровне синтеза искусств.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в лекционных курсах по истории русской литературы ХХ века; в курсах по выбору и специализациях, посвященных литературе рубежа веков, внутрилитературному синтезу, анализу специфики жанров.

Апробация исследования проводилась на научной конференции Всероссийского студенческого фестиваля «Учитель русской словесности» (Москва, 2007 г.), научно-практической конференции «Синтез в русской и мировой художественной культуре» (Москва, 2007 и 2009 гг.), научно-методической конференции «Гуманитарные науки и православная культура» (Москва, 2007 и 2010 гг.), международной научно-практической конференции «Русская словесность как основа возрождения русской школы» (Липецк, 2007 г.).

Основные положения диссертации были представлены автором в семи публикациях, из которых три размещены в изданиях, рекомендованных ВАК.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении раскрывается степень изученности проблемы, аргументируется выбор текстов для сравнительно-сопоставительного анализа с точки зрения жанровой специфики. Дается обоснование актуальности и научной новизны темы, ставятся цель и задачи исследования, определяются его теоретико-методологические основы.

В первой главе «Жанровая полифония и традиции русской классической прозы» исследуется вопрос о том, какие жанровые разновидности синтетически соединяются в произведениях рубежной эпохи.

В первом параграфе «Летописное и эпопейное начало в прозе конца ХIХ — начала ХХ века» выявлены летописные черты в романном пространстве произведений Е.Н. Чирикова и К.А. Федина, отмечены и объяснены причины обращения писателей к жанру летописи, уже прекратившему свое существование. В параграфе отмечаются и анализируются эпопейные черты в «Звере из бездны» и «Городах и годах», которые соответствуют представлению авторов-современников Гражданской войны и Революции об изображаемых событиях.

Обращение к жанрам и традициям древнерусской литературы встречается у писателей конца ХIХ века. Так, в «Исповеди» Л.Н. Толстого, в его трактате «Так что же нам делать?» исследователи обнаруживают черты древнерусских жанров и стилевых тенденций[7]. Это свидетельствует о продолжении традиций последних десятилетий ХIХ века в новом ХХ веке.

Особенности жанра и внутренней формы «Зверя из бездны» Е.Н. Чирикова коррелируют реминисценции из Откровения Иоанна Богослова, непосредственно вынесенные в сильную позицию текста, открывающие роман. Само заглавие произведения Е.Н. Чирикова — «Зверь из бездны» — отсылает к тексту Апокалипсиса, образ библейского «Зверя», пронизывающий роман, позволяет говорить о диалоге писателя с литературной традицией конца ХIХ века. Так, идеи и образы Конца Времен варьируются крупномасштабной прозой Д.С. Мережковского на излете ХIХ века. В трилогию символиста Д.С. Мережковского «Царство Зверя» входят драма «Павел Первый», романы «Александр Первый» и «14 декабря». Он по-своему исследует историю России, упрочивая в сознании читателей апокалиптический образ-символ Зверя, который найдет обновленное претворение в творчестве Е.Н. Чирикова. Кроме того, для Д.С. Мережковского с предсказаниями «кончины мира» тесно связан образ Петербурга[8], которому придается символический смысл. В русле данной традиции, которая Д.С. Мережковским наследуется от Ф.М. Достоевского[9], находится и Е.Н. Чириков, создавая в своем романе образ Города, враждебного человеку. В свою очередь, для писателя Е.Н. Чирикова Д.С. Мережковский был не только философом и аналитиком стилевых исканий рубежной эпохи, но и мастером претворения идеологии Времени в художественных образах.

Отсылка к жанру летописи вводится Е.Н. Чириковым непосредственно в текст романа. Он называет свое произведение художественной летописью. Подобное переосмысление жанров, их парафразирование само по себе является отражением стиля эпохи. Летописное начало в произведениях тех же лет, в частности, в «Мирской чаше» М. Пришвина и «Белой гвардии» М. Булгакова, отмечалось И.Г. Минераловой[10]. Ключевым моментом является сведение роли автора к роли хроникера, летописца. По мысли исследователя, «жанровая стилизация, присутствующая в обоих случаях, была в серебряный век одним из важнейших «новых веяний» в литературе»[11]. Рассматривая «Зверя из бездны» как текст, портретирующий жанр летописи, выделим специфические черты, присущие летописным жанрам в целом.

Д.С. Лихачев выделяет некоторые общие особенности русского летописания: «Русская летопись и русская жизнь были самым крепким образом связаны на всем протяжении»[12]. Эту особенность стилизует и Е.Н. Чириков. Перед нами не история белого и красного движений, а история гибели человеческих душ, оказавшихся во власти «Зверя из бездны», история великой распри, проникшей в каждое семейство. С некоторой условностью можно усматривать в романе черты семейного летописца. Называя своё произведение «художественной летописью», автор намеренно усиливает в сознании читателя стремление соотнести текст с исторической («летописной») реальностью; законы художественного произведения, естественно, продолжают действовать (не ставится под сомнение, например, символика имен, и т.д.). Е.Н. Чириков намеренно соотносит себя с летописцем, который отстраненно записывает все происходящие события. Сопоставление себя с летописцем позволяет писателю еще раз подчеркнуть масштабность изображаемых им событий.

По пути «укрупнения» событий идет и К.А. Федин, называя свой роман «Города и годы». Вынесенная в заглавие лексема «годы» характеризует временной период, подчеркивая его значимость. Кроме того, через заглавие прослеживается связь с жанром летописи (летопись буквально значит: «запись по годам»; как отмечает академик М.И. Сухомлинов, «ряд лет является древнейшею и существенною особенностью летописи, определившею навсегда ее форму» [13] ). К.А. Федин намеренно расширяет это летописное начало, через лексему «города» определяя ещё и масштабную пространственную характеристику, в то время как многие летописи были изначально «привязаны» к конкретному месту (в эпоху феодальной раздробленности свои формы летописания создаются в Чернигове, Галиче, Новгороде, Владимире и т.д.) [14]. Содержание произведения К.А. Федина формально конкретизирует и место, и время описываемых событий (роман охватывает с 1914 по 1922 год, местом действия попеременно становятся Россия и Германия). Но заглавие, сильная позиция текста, заставляет читателя вернуться к более масштабному осмыслению событий, о которых говорит автор: от конкретных городов и лет — к эпохе в целом, которая, по мнению автора, не может вместиться в какие-либо пространственные рамки, но затрагивает целые народы и страны[15].

Летописи могли включать в себя официальные документы, что позволяло подкрепить повествование документально. Функцию таких вставок в «Городах и годах» выполняют, например, письма Андрея Старцова, фрагменты дневниковых записей фон Шенау, тетрадь c газетными вырезками, принадлежащая monsieur Перси. Полностью приводимые тексты приказов, плакатов, листовок, развешанных по стенам, помогают читателю составить представление о разноплановой панорамности революционной эпохи. Летописное начало в «Звере из бездны» Е.Н. Чирикова и «Городах и годах» К.А. Федина является не только проявлением жанрового синтеза, оно связано еще и со стилизацией, парафразированием жанра, становясь выражением стиля эпохи первых десятилетий ХХ в., а также своеобразной формой диалога с традицией древнерусской литературы.

Как уже отмечалось выше, «Зверь из бездны» Е.Н. Чирикова и «Города и годы» К.А. Федина включают в себя различные формы романного повествования и жанровых разновидностей романа. Прежде всего, необходимо охарактеризовать эпопейные черты в названных произведениях. Обращение к эпопейному повествованию соответствует стилю эпохи («Жизнь Клима Самгина» М. Горького и «Тихий Дон» М. Шолохова). Однако примеры романа-эпопеи есть и в ХIХ в. В русской классической литературе это, прежде всего, «Война и мир» Л.Н. Толстого. Также необходимо назвать «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского. И в «Звере из бездны» Е.Н. Чирикова, и в «Городах и годах» К.А. Федина авторы не ограничиваются воссозданием одних лишь исторических событий и жизненных реалий через судьбы и пути главных героев; для того и другого писателя важно запечатлеть «исторический катаклизм»[16] во всех его проявлениях, а значит, в центре внимания будут страшные, разрушительные изменения, происходящие, прежде всего, в человеческой душе, т.е. то, о чем М. Горький писал в другой связи раньше — «Разрушение личности». Размышления об эпохе, о мировой истории соединяются в многогранную, подчас противоречивую характеристику катаклизма мирового масштаба. И если Е.Н. Чириков предпосылает своему произведению подзаголовок, являющийся одновременно авторским определением жанра и необходимый для наиболее полного, всестороннего прочтения всех смыслов «Зверя из бездны», для «выхода» на осознание описываемых событий как значимых в масштабе общенациональном, то у К.А. Федина в «Городах и годах» схожая функция предписывается эпиграфам. Предпосылая своему произведению эпиграфы, К.А. Федин дает своеобразный ключ к пониманию его жанровых, композиционных и содержательных особенностей, следуя, таким образом, традиции классической литературы («Капитанская дочка», «Повести Белкина», «Евгений Онегин» А.С. Пушкина, «Мцыри» М.Ю. Лермонтова, «Бесы» Ф.М. Достоевского и т.д.).

Порядок, вернее, его отсутствие в создаваемых Е.Н. Чириковым и К.А. Фединым «моделях» мироздания является характеристикой того исторического периода, о котором идет речь и в том, и в другом произведении. Значимое отсутствие «порядка» в обрывающихся и вновь возобновляющихся сюжетных линиях героев, на композиционном уровне способствует воссозданию образа хаоса, причем хаоса общемирового.

Оба рассматриваемых произведения синтетически соединяют черты романа-путешествия, психологического романа, приключенческого, а в «Звере из бездны» также наличествует мистериальное начало. Земное бытие, ставшее похожим на прохождение кругов ада, мыслится как непрекращающийся и бесконечный процесс.

Во втором параграфе «Черты поэмы в «Звере из бездны» Е.Н. Чирикова» исследуются особенности жанровой специфики романа, обусловленные авторским определением жанра: «поэма страшных лет». В русской литературе ХIХ века феноменальным произведением в этом отношении являются «Мертвые души» Н.В. Гоголя, где автор сам дает жанровое определение, настораживая и критиков, и литературоведов. Поиск новой формы для Гоголя был обусловлен потребностями эпохи, стремлением выразить мысль так, чтобы она «подействовала» на читателя. Чириков, давая «Зверю из бездны» авторское жанровое определение, несомненно, апеллирует к замыслу и литературной традиции, созданной Н.В. Гоголем.

Поиск жанровой формы, которая будет воздействовать на читателя в сложную, трагическую эпоху, когда уже не действенны истины и убеждения, недавно считавшиеся непререкаемыми, а также стремление показать беспристрастно все достоинства и недостатки народа, нации сближает поэму Е.Н. Чирикова с «Мертвыми душами», которым Н.В. Гоголь предпосылает такое же жанровое определение. Давая «Зверю из бездны» жанровое определение «поэма», Е.Н. Чириков, с одной стороны, апеллирует к изначальным жанровым особенностям поэмы (событие — гражданская война — имеет явную общенациональную значимость; в центре повествования несколько пар главных героев, много второстепенных персонажей), с другой — обусловливает лирическую составляющую своего произведения. Перед нами философское переосмысление исторических событий, их воздействия на природу человеческой души, противопоставление Космоса и Хаоса, лишь внешне, формально облеченных в конкретные события или поступки героев. В произведении многократны отсылки к ассоциативному плану восприятия читателя, к его эмоциональной сфере, что, в свою очередь, опять же обусловливает лирическую составляющую текста.

Главный герой созданного в 1920 г. романа Евгения Замятина «Мы» в первых строках своих дневниковых записей тоже определяет все последующее повествование как поэму, аргументом к чему является грандиозность и обширность изображаемого события.

В отличие от Н.В. Гоголя и Е.И. Замятина, Е.Н. Чириков создает поэму страшных лет, вступая в диалог с предшествующей литературной традицией. К «традиционному» и «привычному» жанровому определению присоединяются совершенно новые смыслы, скрытые в словосочетании «страшных лет». Подобное «обновление» жанра оказывается «исторически необходимым», чтобы передать уникальность эпохи. Накопленного веками литературного опыта предшественников оказывается недостаточно, чтобы описать эсхатологический период. Е.Н. Чириков, с одной стороны, выбирает жанр, сам по себе выходящий за рамки общепринятого жанрового деления произведений, написанных в прозе, — поэма; с другой стороны, он считает необходимым привнести в жанр нечто «субъективное», заложенное самим автором, то, что содержится в словосочетании «поэма страшных лет». В подзаголовке звучит патетика, восприятие исторического момента, который довелось пережить писателю, как масштабного и грандиозного по своему значению. Вновь акцентируется внимание на апокалиптическом начале, уже обозначенном в заглавии.

Семантика слова «страшный» по отношению к данному историческому периоду отчасти прослеживается и у И.А. Бунина уже в заглавии произведения «Окаянные дни». Часть трилогии «Хождение по мукам» А.Н Толстой  пишет в 1919-21 годах, то есть в тот же период, когда создаются «Зверь из бездны» Е.Н. Чирикова, «Города и годы» К.А Федина (1922-24 гг.), «Окаянные дни» И.А. Бунина. В заглавии трилогии А.Н. Толстого прослеживается общая эмоциональная доминанта, присутствует осознание эпохи как «страшной» («муки» соотносимы со «страстями», «страданиями», имеющими общие смыслы со словами «страх», «страшный»). «С помощью художественной формы творец занимает некоторую активную позицию по отношению к содержанию»[17]. Такая «активная позиция» автора по отношению к содержанию не является прецедентом для двадцатых годов ХХ века. Одним из путей реализации авторского отношения к описываемым событиям становится новаторство в области жанра.

Выстраивая «Зверя из бездны» как «поэму страшных лет», Е.Н. Чириков заставляет переосмыслить художественное пространство, которое в строго формальной оценке следует назвать романом. Большое количество отступлений, которые определяются как «лирические» (что и акцентируется жанром «поэма»), реформируют традиционный роман. Достаточно большие по объему фрагменты посвящены описанию эмоционально-психологических состояний, причем, как и в собственно лирических произведениях, эти состояния испытывает не автор, не герои произведения, но субъект, традиционно именуемый в литературоведении «лирическим героем». «Зверь из бездны» изобилует также философскими отступлениями, проникнутыми идеями христианского мировоззрения. Многие отступления соединяют в себе эмоционально-лирическое и философское начала.

Третий параграф «Традиционные черты жанрового синтеза в крупномасштабной прозе начала ХХ века» посвящен рассмотрению автобиографической составляющей, характерной для ряда крупных эпических произведений, создававшихся в первой трети ХХ в. Этот аспект рассматривается как художественно-эстетическое явление, отражающее общие закономерности литературного процесса названного исторического периода.

Соотношение факта и вымысла, пути претворения реальных событий из жизни автора в произведении составляют основу исследования. В данной работе мы стараемся также проследить влияние автобиографического компонента на структуру произведения.

Прежде всего, отметим наследование традиции автобиографического романа ХIХ в. Это «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова-внука» С.Т. Аксакова, «Былое и думы» А.И. Герцена, трилогия Л.Н. Толстого «Детство. Отрочество. Юность». Литература рубежа веков дает ряд автобиографических произведений, переосмысливших традиционный, «классический» жанр автобиографического романа. В диалоге с традицией Л.Н. Толстого находится М. Горький, что явно прослеживается в выбранном писателем названии и структуре (трилогия) произведения: «Детство», «В людях», «Мои университеты». В «Истории моего современника» В.Г. Короленко создает художественную биографию своего поколения. Тетралогия Б.К. Зайцева «Путешествие Глеба» имеет сложную жанровую структуру, самим автором определенную как «роман-хроника-поэма» (в чем, опять же, отражение стиля эпохи, стремление к жанровому синтезу).

Е.Н. Чириков брал материал из самой жизни, внося в художественное пространство черты автобиографизма, чтобы показать, и прежде всего потомкам, как меняются обыкновенные люди под воздействием тяжких испытаний. Смятение и хаос подавляют духовное начало, выводя на поверхность «низменное» и «звериное». Во всем этом — не только правда «о времени и о себе», рассказанная очевидцем, но и предостережение потомкам, стремление донести через художественное повествование историческую правду не о внешней стороне событий, но, прежде всего, об их влиянии на человека.

К. Федин в «Городах и годах» не указывает напрямую на какие-либо параллели судьбы главного героя романа и своего собственного жизненного пути. Однако ряд фактов из биографии Федина соотносится с некоторыми вехами жизни Андрея Старцова. Знание о том, что автор передает личные впечатления, говорит о чувствах, испытать которые довелось ему самому, сообщает роману исповедальность.

Черты автобиографического романа органично соединяются с другими компонентами жанрового синтеза, внося, однако, дополнительную смысловую нагрузку, заставляя под иным углом взглянуть на компоненты содержания.

О чертах любовного романа в «Звере из бездны» и «Городах и годах» свидетельствует острая и запутанная любовная коллизия. Духовное изменение, перерождение героев позволяет говорить о романе-воспитании чувств. Большое количество философских отступлений, сопряженное с философским подтекстом событийного плана повествования, говорит о чертах философского романа. Отмечается также наличие элементов социального романа.

В четвертом параграфе «Театр и драма в «Городах и годах» К.А. Федина и «Звере из бездны» Е.Н. Чирикова» анализируется театральное начало в романах. Такой подход обусловлен возросшим интересом к театру в начале ХХ века, а также широким распространением идеи обновления театра, типа актера и самого принципа построения драмы. Современный исследователь приходит к выводу о концептуальной значимости театра в названный период: «через него во многом смотрели и на искусство вообще, и подчас на саму жизнь»[18].

Взгляд на жизнь как глобальное театральное представление прослеживается и в романе К.А. Федина «Города и годы». Только через призму театра, фантасмагории театрального действа становится возможным объяснить события, которые названы в романе «сверхъестественными». Метафорическое сравнение исторических событий с чем-то цирковым, хаотичным, непредсказуемым помогает объяснить и жанровые, и композиционные особенности текста.

Образ войны как костюмированного представления, сравнение ее с трудом актера, исполняющего несколько ролей в одном спектакле, ассоциативное соположение ряда значимых эпизодов романа с театральным действом, карнавальная составляющая при описании толпы позиционирует войну как бессмысленное действо, результат которого ни в коей мере не сопоставим с жертвами воюющих сторон. Низводя войну до размеров автомата для развлечений, писатель вновь привлекает внимание к алогичности эпохи.

Театральное начало явлено и в романе Е.Н. Чирикова «Зверь из бездны». Наличие мистериального компонента в жанровом синтезе романа отсылает к жанру европейского средневекового театра. Кроме того, в самом тексте дается метафорическое сравнение театра и реальной жизни, хаотическое смешение игры, вымысла и людских судеб: «…все перепуталось: драма с комедией, комедия с водевилем, и люди часто и сами уже не знали, где плакать, где возмущаться и негодовать, а где смеяться» (С. 562). Перед нами смешение театральных жанров, и иллюстрацией к этому хаосу становится жизнь в городке из вагонов на запасных путях, которая напоминает фрагменты какого-то театрального действа: «в одном домике рыдали, в другом от тоски и скуки пили, играли в карты и пели песни» (С. 563).

Стирание границ театрального представления и реальной жизни неоднократно встречается в романе. Писатель говорит, что «вся человеческая жизнь сделалась теперь драмой» (С. 566), изображая трагические события в жизни главных героев. Как и К.А. Федин, Е.Н. Чириков оценивает происходящее в общенациональном масштабе (на что в тексте, к примеру, указывает «интернациональная драма» (С. 579), которую показывает кинематограф).

Восприятие всего человечества, мира как театра передает особенности мировидения в переходный исторический период.

Вторая глава «Живописное полотно и музыкальная тема в жанровом синтезе романов». Синтетическое построение жанра исследуемых произведений влияет на построение описательной фактуры романов. Стремление к синтезу исследователями определяется как характерная черта литературы рубежа веков, однако отмечаются также примеры синтеза и в литературе ХIХ века. Примером художественного синтеза поэзии и прозы могут служить «Стихотворения в прозе» И.С. Тургенева. Кроме того, «в широком смысле «поэтами» <…> нарекали, пожалуй, почти всех великих русских прозаиков ХIХ века»[19]. Пример синтеза искусств в литературе ХIХ века — живописное (иконописная составляющая в стиле повести Н.С. Лескова «Запечатленный ангел»[20] ) и музыкальное начало в ряде эпических произведений ХIХ века. Следовательно, уместно говорить о преемственности традиций, учитывая, однако, их переосмысление авторами рубежа веков и первых десятилетий ХХ века. В первом параграфе главы «Импрессионистический, парный, двойной портрет в русской прозе» исследуется взаимообусловленность способов создания образа и жанрового своеобразия произведения. Образы в произведении выписаны с учетом православной традиции, что определяется мистериальной составляющей жанрового синтеза. Способ создания портрета характеризует стиль писателя. Используя технику двойного, парного, импрессионистического портрета, автор организует весь текст романа.

Иконописные черты, последовательно и четко выделенные писателем, вызывают ассоциативный ряд, приводящий к образам, связанным с православием. В параграфе анализируется соположение портретных черт героев с иконами и картинами, отсылки к которым даются в тексте романа.

Использование «техники портрета» помогает Е.Н. Чирикову в реализации художественных задач. Авторский подзаголовок прогнозирует жанровое ожидание и предопределяет лирическую составляющую в прозаическом произведении.

Во втором параграфе «Импрессионистический портрет и мозаичное полотно в русской прозе» сопоставляется творческая манера К.А. Федина и Е.Н. Чирикова. Подробно анализируется техника портрета при создании образов главных и второстепенных, эпизодических персонажей. Выделяются, с одной стороны, герои, чьи портреты, хотя и даются в тексте фрагментарно, на протяжении всего произведения, но в итоге позволяют составить целостное впечатление о персонаже. Это меняющиеся, динамичные портреты. С другой стороны — второстепенные и эпизодические персонажи, характеризующиеся в тексте преимущественно с помощью цветового эпитета либо краткого, но значимого описания силуэта (фигуры). Статика, сообщающаяся таким образом эпизодическим персонажам, делает их фрагментами мозаичного полотна, создаваемого К. Фединым. Сведение портретной характеристики к метонимическому именованию, основанному на цветовой характеристике, объединяет героев в картину-мозаику, которая создается писателем. Отмечается, что цветовой эпитет неоднократно становится в романе средством характеристики социального положения героя.

Живописное начало проявляет себя в романе следующим образом:

— стремясь запечатлеть масштабную картину эпохи, писатель создает цельное мозаичное полотно, включающее всех персонажей, в том числе второстепенных и эпизодических, Здесь прослеживается связь с жанром романа-эпопеи, который требует изображения представителей всех слоев общества, стремится к укрупнению событий.

— творческой манере К. Федина свойствен импрессионистический портрет, данный несколькими емкими мазками; он не детализуется, остаются те черты, которые отличают образ, делают его не похожим на остальные. При этом наиболее часто встречается так называемая «силуэтная зарисовка», передающая эмоционально-психологическое состояние героя, раскрывающая черты его характера (сведение образа к силуэту соответствует тенденциям импрессионизма в живописи, то есть в способе создания портрета в романе вновь являет себя и стиль культурной эпохи).

— упоминаются коллекции живописи с целью характеристики внутреннего, духовно-психологического состояния героя.

Таким образом, подробно исследуется взаимообусловленность заглавия, жанрово-композиционных особенностей и всего построения романного пространства во внутренней форме художественного целого.

В третьем параграфе «Музыкальная тема в жанровом синтезе романов» выделяются два подхода к созданию авторами музыкального плана произведения. К.А. Федин берет за основу характеристики гармонию, которая должна являться первостепенной в музыке. Однако в романе изображается значимое отсутствие гармонии, свидетельствующее о хаосе, потрясающем самые основы мироздания. Философски подчеркивается, что истинная гармония, разлитая не в самой музыке, а в звуках повседневной жизни, рушится с началом войны, наступает время неясности, хаоса, меняется привычное звучание жизни. При анализе музыкально-звукового компонента в «Звере из бездны», необходимо, как и в случае с «Городами и годами» К.А. Федина, выделить два противопоставленных пласта: звуки гармоничные, соответствующие, прежде всего, мирному времени, и звуки враждебные, грозные, соотнесенные с периодом братоубийственной войны.

Как мир «враждебных звуков» неоднократно рисуется окружающее человека земное пространство. Однако гармония присуща звукам природы, звукам довоенного времени. Одним из приемов является значимое отсутствие звука (характеризующее, к примеру, всю первую главку романа: «Мертвенно тихо в степи», «Такое страшное жуткое молчание!», «белое молчание» (С. 480). Повтор делает образ гротескным. Горний мир, в отличие от земного, наполняет грустная мелодия: «где-то на небе грустно и мелодично звучит чуть-чуть тронутая струна гитары» (С. 480). Так, звуковая составляющая способствует созданию антитезы земного и небесного пространства). Значима в романе характеристика персонажа через его голос. Голос становится одной из деталей портрета Вероники Стораневич. Как и у К.А. Федина, голос может становиться единственным средством создания образа в «Звере из бездны». В сознании Владимира Паромова выстраивается бессвязный, казалось бы, внутренний монолог, состоящий из отрывков песен. «Погоди немного, отдохнешь и ты» (С. 484) — главный герой романа вспоминает фрагмент романса, становящийся символом довоенного, мирного времени. Следом в памяти возникает строчка из оперы «Князь Игорь». Душевное состояние князя Игоря в тот момент, когда он находится в плену у половцев, оказывается созвучно тому, что происходит в душе Владимира. И как протест, как стремление собрать оставшиеся силы для борьбы, Паромов уже вслух произносит строчку из полковой песни белого движения: «Смело мы в бой пойдем за Русь святу-ю…» (С. 484). Е.Н. Чириков апеллирует к культурной памяти читателя; для глубинного понимания эмоционального состояния героя необходимо обратиться к более широкому контексту (учитывать как текст романса на стихи М.Ю. Лермонтова, так и текст арии князя Игоря из оперы А.П. Бородина). Отметим, однако, что современникам писателя названные произведения были хорошо известны, что способствовало широким ассоциативным связям.

Способы раскрытия музыкальной темы, анализируемые в параграфе, способствуют созданию эпопейного плана в произведениях, формируют на содержательном уровне основу философского, психологического, социального романа.

Третья глава «Способы формирования ассоциативно-символического плана во внутренней форме романного художественного целого». В первом параграфе «Апокалиптический пейзаж и его значение в создании эпопейного плана произведения» выявляются средства создания и функции пейзажа в романах, доказывается, что в обоих случаях необходимо говорить о пейзаже апокалиптическом, становящемся значимой частью эпопейного содержания. (Необходимо отметить, что названные функции свойственны пейзажу и в романах ХIХ в., например, пейзаж в романе Л.Н. Толстого «Война и мир», пейзаж в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя и т.д.)

Оба художника при создании пейзажа обращаются к архетипическому содержанию образов. Пейзажные зарисовки отличает масштабность, всеохватность. Через изображение пейзажа обозначается космическое, гармоническое начало. События в человеческой жизни становятся воплощением хаоса. Пейзаж помогает раскрыть еще одну оппозицию: Вечность — Временность.

Второй параграф «Символика имени и система имен собственных в жанровом синтезе романов» посвящен семантике имени во внутренней форме художественного целого. Символика именования, система имен собственных позволяет уяснить авторскую позицию, проблематику, попытаться раскрыть ассоциативные пласты семантического наполнения внутренней формы целого. При анализе имена группируются по принадлежности главным или второстепенным и эпизодическим персонажам, в результате чего в произведении выявляются смысловые доминанты. Устанавливается взаимосвязь того, как пересекаются сюжетные линии героев и как варьируется при этом сочетание имен, образуя различные смысловые соединения. Подобный подход позволяет выйти на жанрово-композиционные особенности произведения. Библейская символика имен, смена имени особенно значимы в романном пространстве «Зверя из бездны», находятся в тесной взаимосвязи с мистериальной составляющей жанрового синтеза в произведении.

Третий параграф «Значение библейских аллюзий и реминисценций во внутренней форме художественного целого» объясняет причины обращения Е.Н. Чирикова и К.А. Федина  к реалиям христианства. Авторы, свидетели и очевидцы событий, чувствующие эпоху, пытающиеся ее понять и осмыслить, учитывают пласт общекультурных знаний читателей-современников. Писатели закладывают в подтекст библейские сюжеты, тексты молитв, эпизоды церковных обрядов. Этот прием необходим для реализации основной задачи — изображения современности как апокалиптического периода. Отмечается, что библейский пласт повествования в «Звере из бездны» намного мощнее, нежели в «Городах и годах». Парафразирование и цитирование текста Евангелия задает эмоциональную тональность произведения, отчасти прогнозируя последующее употребление сакральных образов. Большое количество отсылок к библейским сюжетам и образам становится вполне оправданным. Являясь элементами сакральных текстов, они привносят названный ассоциативный план в роман. В то же время расширяется семантическое поле тех сюжетных фрагментов, в которых имеются библейские аллюзии и реминисценции. Многие ключевые сцены романа Е.Н. Чирикова приобретают дополнительный трагизм и глубину благодаря соотнесенности с известными библейскими текстами, неоднократно упоминаемыми в литературе.

В романе «Города и годы» библейский пласт повествования не так выразителен. Во многом это связано с тем, что в жанре «Зверя из бездны» есть еще и мистериальная составляющая, обусловливающая соответствующие компоненты содержания. Однако и К.А. Федин неоднократно обращается к общеизвестным библейским образам и символике, характеризуя эпоху. Апокалиптическое изображение рода человеческого, настигнутого обещанными в Откровении язвами и бедами, встречается у обоих писателей.

В заключении подведены итоги исследования и представлены основные выводы.

Литературу рубежных десятилетий ХIХ — ХХ вв. отличает поиск новых средств выражения авторского замысла. Одним из способов реализации данной задачи становятся эксперименты в области жанра, встречающиеся и у ряда авторов первой трети ХХ столетия (А.Белый, Б. Зайцев, Е. Замятин, Б. Пильняк, А. Толстой, К. Федин, Е. Чириков, М. Шолохов). Важное направление поиска новой формы — переосмысление уже существующих в литературе жанров, в том числе жанров древнерусской литературы (преимущественно, агиографического и летописного). Значимая особенность крупных эпических произведений начала ХХ в. — синтетическое построение жанра, причем в основе жанровых модификаций лежит наследование традиций русской классической прозы ХIХ в. Эпопейная составляющая в «Звере из бездны» Е.Н. Чирикова и «Городах и годах» К.А. Федина соположена с романом-эпопеей Л.Н. Толстого «Война и мир». Трагедийное начало, являющееся значимым в исследуемых произведениях, восходит к традиции романа Ф.М. Достоевского, определенного Вяч. Ивановым как роман-трагедия[21]. Авторское определение «Зверя из бездны» как поэмы дает отсылку к традиции, идущей от Н.В. Гоголя, определившего жанр «Мертвых душ» как поэму.

Однако наследование традиций русской классической литературы ХIХ в. соединяется писателями начала ХХ столетия с переосмыслением жанра, что проявляется в усложнении структуры жанрового синтеза, влияющем на содержательную и описательную фактуру романов. Взаимообусловленность формы и содержания находится в тесной взаимосвязи с духовными, эстетическими, нравственными исканиями эпохи, в которую творили писатели. Учитывая «стиль эпохи», в процессе нашего исследования удалось выявить глубинные закономерности в построении произведения, рассмотреть особенности жанровой специфики в ее взаимосвязи с ассоциативно-символическими значениями во внутренней форме художественного целого.

Изображаемые исторические события осознаются писателями как масштабные, противоречивые; уникальные, неповторимые, и в то же время отчасти сходные с кризисными, переломными моментами прошлых эпох. Все это заставляет искать совершенно новую форму для выражения мысли.

И К.А. Федин, и Е.Н. Чириков выбирают одни и те же жанровые разновидности, что сближает особенности ассоциативно-художественного плана произведений. Акцент на символике музыкально-звукового, живописного (и иконографического), пейзажного пластов свойствен обоим произведениям.

Парафразирование жанров летописи и хроники (по существу, уже прекративших свое существование на момент создания рассматриваемых произведений) позволяет обращаться к библейским сюжетам и символике, включать в текст библейские аллюзии и реминисценции.

Трагедийность эпохи обусловливает в жанровом синтезе такие составляющие, как мистерия и роман-трагедия. Причем оба автора выписывают трагедию мирового, вселенского масштаба. В «Городах и годах» это становится возможным благодаря тому, что пространство охватывает не только Россию, но и Германию, Европу, в центре внимания оказывается Первая мировая война; локус расширяется за счет упоминания в тексте тех или иных топонимов. У Е.Н. Чирикова выход на вселенский катаклизм дается во вступлении к роману, посредством парафразирования текста Откровения св. Иоанна Богослова, предрекающего судьбы всего мира.

В сложном жанровом синтезе соединяются летописное начало, такие разновидности романа, как роман-эпопея, роман-трагедия, роман-путешествие, роман философский и социально-психологический. Автобиографическое начало в обоих произведениях сообщает повествованию исповедальность.

При анализе произведений было учтено стремление эпохи, когда создавались «Зверь из бездны» и «Города и годы», к художественному синтезу (о нем говорили и писали едва ли не все, начиная с символистов). Установлено, что синтетическое начало в романах К.А. Федина  и Е.Н. Чирикова  являет себя не только на внутрилитературном уровне (жанровый синтез), но и на уровне синтеза искусств. Это проявляется в способах создания портрета и пейзажа, в особой значимости музыкально-звукового аспекта романов.

В «Приложении» представлены репродукции картин и икон, символику которых необходимо знать и учитывать при работе с текстом исследуемых произведений, поскольку отсылки к ним даются самими авторами. Ссылки на «Приложение» даны в тексте диссертационного исследования.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

  1. Васильева Т.В. Летописное начало в романах «Зверь из бездны» Чирикова Е.Н. и «Города и годы» Федина К.А. как отражение стиля эпохи. // Известия Южного федерального университета. Филологические науки. Ростов-на-Дону, 2011. №1. С. 23-29. (0,5 п.л.)
  2. Васильева Т.В. Система имен собственных в романе Чирикова Е.Н. «Зверь из бездны». // Русская речь. М.,2011. №3. С. 16-18. (0,3 п.л.)
  3. Васильева Т.В. Апокалиптический и иконографический пейзаж в романе Е.Н. Чирикова «Зверь из бездны». // Вестник Университета Российской академии образования. М., 2011. №3. С. 54-57. (0,4 п.л.)
  4. Золотова Т.В. (Васильева Т.В.) Значение мистификации в повести Е. Чирикова «Моя жизнь» // Научные труды молодых ученых-филологов. Сборник статей студентов и аспирантов, преподавателей по материалам научной конференции Всероссийского студенческого фестиваля «Учитель русской словесности». — М., 2007. — С. 33-35. (0,14 п.л.)
  5. Золотова Т.В. (Васильева Т.В.) Образ Вероники в романе Е.Н. Чирикова «Зверь из бездны» // V Пасхальные чтения (Гуманитарные науки и православная культура). — М., 2007. — C.42-45. (0,2 п.л.)
  6. Васильева Т.В. Жанровый синтез в романе Е.Н. Чирикова «Зверь из бездны». // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы Х научно-практической конференции, посвященной памяти Алексея Федоровича Лосева. — М., 2010. — С. 113-116. (0,2 п.л.)
  7. Васильева Т.В. Значение библейских аллюзий и реминисценций в романе Е.Н. Чирикова «Зверь из бездны». // VIII Пасхальные чтения (Гуманитарные науки и православная культура). — М., 2010. — С. 27-34. (0,5 п.л.)

[1] Келдыш В.А. К проблеме литературных взаимодействий в начале ХХ века (о так называемых «промежуточных явлениях»). // Русская литература. — М., 1979. — № 2; Минералов Ю.И. Сравнительное литературоведение. — М., 2010; Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (поэтика и индивидуальность). — М., 1999; Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. — М., 2003; Михайловский Б.В. Избранные статьи о литературе и искусстве. — М., 1966.

[2] The Reader's Companion to World Literature. — New York, 1958; Аверинцев С.С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. — М., 1986; Бурлина Е.Я. Культура и жанр: методологические проблемы жанрообразования и жанрового синтеза. — Саратов, 1987; Кихней Л. К вопросу о понятии жанра в литературе // Beitrage zur Methodik des fachbezogenen fremdsprachenunterrichts V. Zweites fachsprachliches Symposium des Institutes fur Fremdsprachen. — Greifswald, 1990. — S. 124-132; Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. — М., 1996; Фрейденберг О. Сюжет и жанр. — Л., 1963; Чернец Л.В. Литературные жанры (проблемы типологии и поэтики). — М., 1982; Эсалнек А.Я. Внутрижанровая типология и пути ее изучения — М., 1985; Эсалнек А.Я. Типология романа: (Теоретические и историко-литературные аспекты). — М., 1991.

[3] Мережковский Д.С. О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы. — СПб., 1893.

[4] Минералова И.Г. Литература поисков и открытий (Жанровый синтез в русской литературе рубежа ХIХ-ХХ вв.) — М., 1991. — С. 4.

[5] См.: Литературно-исторический альманах «Россыпи». — М., 2011. — Вып. 2. — С. 212-213.

[6] Минералова И.Г. Евгений Чириков — знаток детского сердца и детский писатель. // Мировая словесность для детей и о детях. — М., 2005 — Вып. 10. Ч 1.; Минералова И.Г. Способы выражения эпопейного содержания в романе Е. Чирикова «Зверь из бездны». // Русская литература ХХ века. Типологические аспекты изучения: Материалы Х Шешуковских чтений. — М., 2005; Минералова И.Г. Имя и безымянность в русской литературе. // Лучшая вузовская лекция. — М.,2004; Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы ХХ века. Материалы Международной научной конференции. — М., 2006. — Вып. 3. Ч 1. — С. 23-27; 101-107.

[7] Лученецкая-Бурдина И.Ю. Парадоксы художника: особенности индивидуального стиля Л.Н. Толстого в 1870-1890 годы: Монография. — Ярославль, 2001; Николаева Е.В. О некоторых источниках «Исповеди» Льва Толстого (К вопросу об использовании в произведении традиций древнерусской литературы). // Литература Древней Руси. — М., 1983. — Вып.4.

[8] Черников И.Н. Особенности историософского символизма трилогии Д.С. Мережковского «Царство зверя» // Шестая Всеукраинская научно-практическая конференция "Инновационный потенциал украинской науки — ХХI век". — Запорожье, 2010.

[9] Понурова Г.Е. Д.С. Мережковский — продолжатель традиций русской классики: (Мотивы Ф.М. Достоевского в трилогии «Христос и Антихрист») // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении. — Новосибирск, 2004. — Т. 2. — С. 144-148.

[10] Минералова. И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. — М., 2003.

[11] Там же. — С. 232.

[12] Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.—Л., 1947 — С.44.

[13] Сухомлинов  М.И. О древней русской летописи как памятнике литературном // Исследования по древней русской литературе. — СПб., 1908. — С. 50.

[14] Подробнее о месте создания летописных сводов см. монографию: Ужанков А.Н. Стадиальное развитие русской литературы ХI — первой трети XVIII века. Теория литературных формаций. — М., 2008. — С. 291-297.

[15] Ср.: Город с большой буквы, в котором происходит действие романа М.А. Булгакова «Белая гвардия» и который направляет размышления читателя о Последних временах.

[16] Минералова И.Г. Способы выражения эпопейного содержания в романе Е. Чирикова «Зверь из бездны». // Русская литература ХХ века. Типологические аспекты изучения: Материалы Х Шешуковских чтений. — М., 2005. — С. 146.

[17] Волошинов В. Слово в жизни и в поэзии. Из истории советской эстетической мысли 1917-1932. — М., 1980. — С. 389.

[18] Завгородняя Г.Ю. Стилизация и стиль в русской классической прозе. — М., 2010. — С. 134.

[19] Минералова. И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. — М., 2003. — С. 201.

[20] Завгородняя Г.Ю. Стилизация и стиль в русской классической прозе. — М., 2010. — С. 78-87.

[21] Иванов Вяч. Из области современных настроений. // Весы. — 1905. — №6.



 




<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.