Кадровая революция в партийной номенклатуре на урале в 1936-1938 гг.
На правах рукописи
КОЛДУШКО Анна Анатольевна
Кадровая революция в партийной номенклатуре на Урале в 1936-1938 гг.
специальность 07.00.02 – Отечественная история
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Пермь, 2006
Диссертация выполнена на кафедре государственного управления и истории Пермского государственного технического университета.
Научный руководитель: доктор исторических наук,
профессор В.П. Мохов
Официальные оппоненты: доктор исторических наук,
профессор В.М. Кириллов
кандидат исторических наук,
доцент В.Т. Курдин
Ведущая организация: Институт истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук
Защита состоится 27 декабря 2006 г. в 15 часов на заседании Диссертационного совета К 212.189.01 по присуждению ученой степени кандидата исторических наук в Пермском государственном университете по адресу: 614990, г.Пермь, ул. Букирева, 15, корп. 1, ауд. 938.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Пермского государственного университета.
Автореферат разослан 25 ноября 2006 г.
Ученый секретарь
Диссертационного совета,
кандидат исторических наук,
доцент А.В. Колобов
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования. В истории советской номенклатуры особое значение приобретают моменты разлома – этапы кадровых революций, в процессе которых становятся явственными внутренние механизмы ее формирования, способы деятельности, скрытые стороны ее существования. Кадровые обновления составляют необходимый элемент политических процессов и в современном обществе. Утверждение властной вертикали в последние годы сопровождается существенными изменениями в кадровом составе государственных учреждений.
Советская номенклатура обладает своей собственной долгой историей, не завершенной и в настоящее время. Современная политическая элита унаследовала от нее не только кадры, но и образцы поведения, а с ними принципы функционирования и символические практики отправления власти.
В этом отношении исключительный научный интерес и историческую ценность представляет исследование проблемы состава, структуры, поведения региональной партийной номенклатуры в период массовых репрессий 1936–1938 гг. В течение трех лет произошло коренное обновление партийных кадров на всех ступенях властной пирамиды. Несмотря на обилие работ, посвященных этим событиям, остаются нерешенными множество вопросов, касающихся социальных причин, повлекших за собой политическую и жизненную катастрофу для тысяч крупных, средних и мелких функционеров, верно служивших режиму, а также социальных техник, при помощи которых происходила ротация кадров, и социальных последствий кадровой революции.
Недостаточная изученность темы определила объект и предмет исследования, постановку целей и задач диссертационной работы.
Степень разработанности проблемы.
Тема ротации партийных кадров в 1936–1938 гг. в отечественной литературе последнего пятидесятилетия изучалась в контексте «Большого террора». Исследовательские подходы к ней в советскую эпоху во многом определялись политической конъюнктурой. Амплитуда оценок двигалась между двумя крайними точками. В «Кратком курсе истории ВКП(б)» кадровая революция изображалась как изгнание кучки преступников из руководящих кресел, встреченное одобрением народных масс. В докладе Хрущева на XX съезде КПСС весь «Большой террор» изображался как уничтожение старых партийных кадров, преданных делу социализма.
После XX съезда набрал силу процесс политической реабилитации высокопоставленных номенклатурных работников. Историки Урала опубликовали первые биографические очерки, выдержанные в агиографическом жанре, о знаменитых партийцах: И.А. Наговицыне, М.Н. Уфимцеве, В.К. Блюхере, И.Д. Кабакове и др.
Собственно историческое изучение проблемы репрессий против номенклатуры в отечественной историографии начинается с конца 1980-х гг. В современной литературе вопроса представлены различные теоретические подходы. Сегодня представляется возможным выделить в историографии проблемы несколько направлений, или школ.
Традиционным для осмысления проблемы было направление, которое условно можно назвать марксистским, основывающееся на постулате классовой борьбы. В связи с этим, важно отметить, что основные современные исторические интерпретации восходят к версиям, пущенным в оборот современниками, а порой и участниками изучаемых событий. Впервые комментарий к проводимой репрессивной политике был дан самим Сталиным.
Для Сталина террор был продолжением классовой борьбы в новых условиях, а его направленность была ориентирована на представителей уходящих с исторической арены бывших эксплуататорских классов (помещиков, капиталистов, кулаков).
Для Троцкого «Большой террор» – это ответ переродившейся обуржуазивающейся коммунистической бюрократии на социальный протест «низов», сохранивших верность идеалам социализма.
И Сталин, и Троцкий интерпретировали новое явление в привычных марксистских формулах, переводили его на язык классовой борьбы.
Изучение проблемы репрессий против номенклатуры в русле этого направления было продолжено западными историками с 1950-х гг., отечественными – с 1980-х гг. Взгляды Троцкого о бюрократическом перерождении правящей верхушки оказали влияние на дальнейшую эволюцию развиваемой концепции, послужили своего рода переходным мостом к теории «нового класса» М.Джиласа, давшей импульс дальнейшим теоретическим интерпретациям[1].
В конце 1980-х гг. обсуждение темы репрессий в отечественной историографии марксистского направления существенно изменилось под влиянием политических причин. Появились самостоятельные исследования на основе нового круга источников, главным образом, из числа возвращенных из спецхранов текстов политических оппонентов Сталина. Проблема репрессий была включена в более глобальную тему – судьбу социализма в СССР. Кристаллизовались противоположные точки зрения. Согласно одной из них, репрессии вообще, и против номенклатуры в частности, – это отступление от ленинизма, деформация социализма под влиянием Сталина (А.П. Бутенко, Р.Медведев, Д.Волкогонов и др.)[2]. Другой взгляд заключается в том, что репрессии – продукт исторического развития, специфического как для России, так и для мировой ситуации в первой трети XX века. (Л.Гордон, Э.Клопов, Э.Баталов и др.)[3]. Несколько модернизированным вариантом школы классовой борьбы является позиция М.Малиа, который считает источником трагедии существовавшую социалистическую систему[4]. Репрессии в данном случае были призваны устранить это противоречие.
В русле марксистского направления выдержаны работы В.З. Роговина, З.И. Файнбурга и др. В.З. Роговин определял «ежовщину» как превентивную гражданскую войну против большевиков-ленинцев, боровшихся за сохранение и упрочение завоеваний Октябрьской революции[5]. Похожий тезис был высказан З.И. Файнбургом[6].
Такая позиция в полной мере соответствовала языку марксистской диалектики. Номенклатура в данном контексте выступает как класс, внутри которого ведется поиск еще двух антагонистических классов (большевики-ленинцы и сталинские выдвиженцы).
Заслугой историков-марксистов, опиравшихся в своих построениях на узкую эмпирическую базу, является включение темы репрессий против номенклатуры в научный оборот, формулирование проблемного поля для дальнейших исследований, поиск методологической основы изучаемого явления.
Существенное влияние на эволюцию взглядов в отношении исследуемой проблемы оказала концепция тоталитаризма Х.Арендт, К.Фридриха и З.Бжезинского[7]. С этой концепцией связаны имена М.Фейнсода, Л.Шапиро, А.Улама и др.[8] Первоначально исследование проблемы в рамках концепции тоталитаризма велось в комплексных исследованиях, посвященных изучению истории советского общества, властных отношений, политических репрессий, впервые опубликованных на Западе. Среди них – работы А.Авторханова, Р.Конквеста, Б.Вольфа и др.[9] Исключением являлась лишь работа М.Восленского[10]. В настоящее время в рамках концепции тоталитаризма работает новосибирский историк И.В. Павлова[11].
Концепция тоталитаризма, суть которого в самом общем виде понимается как огосударствление всех сфер общественной жизни: экономики, политических институтов, духовной жизни, объясняет общие механизмы функционирования власти и общества. «Кадровая революция» 1937-1938 гг. рассматривается в контексте этой концепции как способ унификации власти правящей элитой по идеологическим критериям. Жертвы репрессий (а в данном случае – это номенклатура) совершенно не подпадают под указанный критерий. Для того чтобы обосновать репрессии против номенклатуры с позиций тоталитаризма, необходимо искать «сомнительные» факты биографии руководящих работников, «чуждое» социальное или этническое происхождение и др. Тем не менее, мы не можем отрицать того, что репрессии не были самоцелью, а были направлены на изменение социальной структуры номенклатуры. Точка зрения историков, (З.Бжезинский, С.Хантингтон, К.Фридрих, М.Восленский и др.), интерпретирующих советское общество в качестве тоталитарного, определяет его господствующий класс как монолитную, гомогенную структуру, в рамках которой отсутствует какое-либо подобие корпоративистских образований. Тоталитарная модель рассматривает советское общество в статике, как определенную сложившуюся структуру. В результате мы не можем определить ни источник, ни механизмы возникновения изменений в обществе, поэтому эвристический потенциал данной концепции ограничен.
Другим направлением, в рамках которого исследуется история номенклатуры в конце 1930-х гг., является этатистское. Главной идеей, объясняющей любое исторические событие, в данном случае является мысль о безусловном главенстве политических принципов над всеми критериями общественного существования. Именно политика, с его точки зрения, организует и предопределяет стратегию внутреннего и внешнего бытия общества. К этому направлению можно отнести работы Ю.Н. Жукова, В.Мануйлова и др.[12] Так, Ю.Н. Жуков считает репрессии своего рода защитной реакцией Сталина в ответ на готовящийся заговор, отмечает, что Сталин готовил курс на демократизацию страны и планировал провести свободные выборы на альтернативной основе, что он стремился удалить от власти партийную номенклатуру, продолжавшую жить иллюзиями мировой революции и др. Теория заговора, которой придерживается автор, сама по себе достаточно архаична, имеет скорее мистический характер, чем собственно исторический. Для серьезного исторического исследования, как полагаем, применение ее довольно сомнительно. Безусловно, такая позиция является дискуссионной, со многими положениями работ согласиться сложно. Альтернативная интерпретация репрессий против номенклатуры как ответ Сталина на противодействие номенклатуры позволяет взглянуть на причины «Большого террора» под иным углом. Тем не менее, историками этатистского направления были введены в научный оборот новые, ранее не публиковавшиеся архивные документы.
В последние годы сложилась элитологическая школа, связанная с именами О.В. Гаман-Голутвиной, В.П. Мохова, В.П. Пашина и Ю.П. Свириденко, Т.П. Коржихиной и Ю.Ю. Фигатнера, О.Березкиной, Д.В. Бадовского, О.В. Наумова и С.Г. Филиппова и др.[13] Эти исследователи рассматривают номенклатуру как особую социальную группу, выделившуюся в процессе становления советского строя. Внутри школы непрестанно ведется продуктивная дискуссия, касающаяся ее состава, механизмов рекрутирования и ротации, а также способы принятия решений и техники урегулирования внутренних конфликтов. Большая часть исследований посвящена генезису советской номенклатуры. В последние годы были опубликованы работы, в которых рассмотрены процессы зарождения и формирования номенклатурной системы, эволюции номенклатуры в целом, анализ социальных характеристик, способы ее регулирования. Сюжеты 1936 – 1938 гг. остаются мало изученными. Исключение составляют фундаментальные исследования В.Хлевнюка[14]. Главным достижением исследователей этого направления было создание теоретической модели функционирования номенклатуры, обоснования репрессий против нее как механизма разрушения клановых связей.
Региональный аспект. Тема «кадровой революции» на Урале стала предметом изучения пермских, екатеринбургских, курганских, челябинских историков также с 1980-х гг.[15] В их работах основное внимание уделяется политическим аспектам большого террора. Социальный состав номенклатуры остается по-прежнему мало исследованным. Исключение составляет статья М. А. Ивановой[16], в которой изучаются изменения в кадровом составе районных партийных, советских учреждений в 1937-1938 гг.
Таким образом, в отечественной историографии сложилось исследовательское поле, позволившее выделить тему большой номенклатурной ротации в особый исторический сюжет. Оформились, в том числе, и под воздействием западной историографии, основные подходы к ее изучению. Сложился исследовательский инструментарий, в особенности развитый в элитологической школе. Выявлены основные источники и получены достоверные результаты. Прирост исторического знания влечет за собой расширение проблематики исследований, появление все новых и новых спорных вопросов. Представляется, что решение последних возможно при детальном рассмотрении социальных процессов на местах, в областных и районных звеньях партийного аппарата. До сих пор большинство исследователей проявляло повышенный интерес к ситуации, сложившей в 1936–1938 гг. в центре, на вершине партийной пирамиды. Усилиями исследователей элитологической школы был показан механизм репрессий против номенклатуры, даны теоретические основания. Сейчас задача состоит в том, чтобы, во-первых, проверить имеющуюся теоретическую конструкцию эмпирическим материалом; во-вторых, рассмотреть, как происходила большая чистка на периферии, в том числе и в Свердловской области, в которую до октября 1938 г. входила территория нынешнего Пермского края.
Социальные аспекты кадровой революции 1937 – 1938 гг., ее место в социальной истории советского общества изучены недостаточно. Именно под этим углом зрения представляется целесообразным рассмотреть уже известные исторические сюжеты.
Объектом данного исследования стала региональная партийная номенклатура Пермской и Свердловской областей в период 1936-1938 гг. Под региональной партийной номенклатурой понимается список наиболее важных партийных руководящих работников, входящих в номенклатуру обкома и райкомов ВКП (б).
Предметом исследования является эволюция структуры и состава партийной номенклатуры Пермской и Свердловской областей, вызванная политикой «Большого террора».
Хронологические рамки исследования охватывают 1936-1938 гг., что вызвано самим характером исследования. Чтобы исследовать эволюцию региональной номенклатуры, необходимо сопоставить материалы, касающиеся ее исходного (формирование номенклатуры в 1920-е – первую половину 1930-х гг.) и результирующего (1938-го – первой половины 1941 г.) состояния.
Территориальные рамки. В данном исследовании историческая проблема рассматривается на материалах современной Свердловской области и Пермского края. Особенностью географического фактора исследования является изменение административно-территориального деления в исследуемый период. С 1934 по 1938 г. территория современного Пермского края находилась в составе Свердловской области. В октябре 1938 г. была организована Пермская область. В связи с этим, территориальные рамки исследования ограничиваются теми районами, которые входят в состав современной Свердловской области и Пермского края.
Цель диссертационного исследования. Исследовать процесс изменения региональной партийной номенклатуры Свердловской и Пермской области в ходе политических репрессий 1936-1938 гг.
Задачи:
- Изучить исходное состояние региональной номенклатуры (структура, численность, социальный состав) накануне «Большого террора»;
- Сформулировать и обосновать положения о социальных основаниях массовых политических репрессий;
- Реконструировать процесс подготовки репрессий против региональной партийной номенклатуры Свердловской и Пермской области и технологию ее проведения;
- Определить динамику состава, структуры партийной номенклатуры Свердловской и Пермской областей в ходе «Большого террора»;
- Выявить изменение социальных характеристик региональной партийной номенклатуры Свердловской и Пермской области после завершения репрессий.
Методология исследования. Методологической основой исследования является концепция модернизации в том ее виде, в котором она сформулирована в работах А.Г. Вишневского, В.А. Красильщикова, О.Л. Лейбовича, И.В. Побережникова. Концепция модернизации позволяет установить смысл изучаемых перемен в большой исторической перспективе, охватывающей переход российского общества от традиционных укладов жизни к его современному – индустриальному состоянию. Номенклатура является исторически сложившейся формой существования бюрократии, формирующейся в особую социальную силу именно в этих исторических условиях. Возможность применения концепции модернизации для изучения кадровой революции тридцатых годов определяется тем, что доминирующей тенденцией в развитии советского общества в указанный период являлась индустриализация страны, сопровождающаяся сопутствующими социокультурными процессами.
Концепция модернизации предполагает выявление социальной стороны изучаемых явлений, учет культурной составляющей изучаемых событий. Она уделяет особое внимание социальной динамике. В рамках теории модернизации допустимо пользоваться социологическим категориальным аппаратом, разработанным для изучения социальных конфликтов, складывающихся в обществе по поводу инновационных технологий, в том числе в сфере политики, производства, управления, быта – публичной и частной жизни во всех ее проявлениях.
На основе указанной методологии были применены следующие исследовательские принципы:
- Подход к кадровой революции как к процессу, вызванному социальными причинами, не сводимыми к сталинскому произволу.
- Особое внимание к конфликтной составляющей указанного процесса: ее сторонам, участникам, способам разрешения.
- Изучение номенклатурных работников – их публичного поведения, личных судеб – в контексте их принадлежности к особой социальной группе.
- Подбор источников, позволяющих реконструировать социальные стороны изучаемых событий.
Концепция модернизации допускает использование специальных исследовательских техник для изучения исторического процесса, первоначально разработанных в социологической науке. Имеется в виду case-study, предполагающая выделение из множества событий (биографий), одну или несколько наиболее представительных, возможно полную их реконструкцию на основании доступных источников, генерализацию выводов с учетом уникальности данного события. Впервые эта техника в исторических исследованиях была применена школой Анналов (Ле Гофф) для реконструкции средневековой истории. В изучении истории ХХ века такой метод применяется отечественными специалистами, работающими в жанре микроистории (С.В. Журавлев, А.К. Соколов, Е.А. Осокина и др.). Используются также категории политологического дискурса: «патронаж», «клиентела» и «клиентарные отношения» (М.Н.Афанасьев). Характерными чертами патрон-клиентных отношений являются их преимущественно личностный, частный и неформальный характер, неравенство в обладании властными ресурсами и существенное неравенство социальных статусов, а также взаимные обязательства и заинтересованность.
Источники исследования. Подбор источников обусловлен целью и задачами исследования. Среди опубликованных источников в работе использовались материалы, содержащиеся в сборниках документов «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам», а также в стенографических отчетах съездов РКП(б)-ВКП(б) и пленумов ее Центрального комитета. Ряд стенографических отчетов о пленумах ЦК ВКП(б), использовавшихся в работе, был опубликован в конце 1980-х – 1990-х гг. в журналах «Известия ЦК КПСС», «Вопросы истории», «Исторический архив» и др. В диссертации были использованы также документы центральных партийных органов, сосредоточенные в сборниках документов, изданных в конце 1990-х – начале 2000 гг.[17] Принципы публикации документов отражают меняющие политические условия. Изданные в семидесятые годы сборники документов содержат большие лакуны, не оговоренные составителями. Отсутствует исторический комментарий. В эти сборники, как правило, вошли только опубликованные в прежние годы тексты. В изданиях 1980-90-х гг., осуществленных авторитетными научными центрами, эти недостатки устранены. Большинство документов опубликовано впервые; они снабжены обширными и точными комментариями. К сожалению, в сборниках документах слабо представлены материалы, имеющие отношение к уральской региональной тематике. Исключение составляет сборник «Политические репрессии в Прикамье. 1918–1980-е гг.».
Отдельную группу опубликованных источников составляют периодические издания: как центральные – журнал «Большевик», газета «Правда» и др., так и региональные – газеты «Уральский рабочий», «Звезда», а также районные и многотиражные газеты, выходившие в 1936–1938 гг. Особенность этого вида источников, выполненных в большевистской стилистике, заключается в их пристрастности, тем не менее, они точно передают политический дискурс эпохи.
Основным массивом документов, используемым в диссертации, являются документы, содержащиеся в архивах. Широко использовались документы региональных архивов: Центра документации общественных организаций Свердловской области, Государственного архива административных органов Свердловской области, Государственного общественно-политического архива Пермской области, Государственного архива Пермской области. Всего было просмотрено около 800 дел, содержащихся в 43 фондах указанных архивов.
Представляется важным отразить классификацию архивных документов и материалов. Так, выделяется несколько групп:
- Протоколы и стенограммы партийных заседаний (конференций, пленумов, бюро) – областных, городских, районных и первичных. Особенность использования этой группы источников заключается в ее максимальной информативности. Особый интерес вызывают неправленые стенограммы партийных заседаний, которые обладают большей степенью достоверности.
- Переписка партийных комитетов, включающая в себя докладные записки, справки, информации, телеграммы и др. Направленность переписки различна: как «горизонтальная» (между партийными комитетами разных уровней), так и «вертикальная» (между партийными комитетами и советскими, хозяйственными и иными органами). Эта группа документов позволяет установить интенсивность и характер взаимодействий внутри партийных комитетов, а также партийных комитетов с различными инстанциями, другими властными структурами.
- Статистические материалы аккумулируют количественные данные по различным отраслям партийной жизни. Особый интерес представляют отчеты о количественном и качественном составе руководящих партийных работников, что позволяет выяснить динамику социальных процессов.
- Документы, сосредоточенные в архивно-следственных делах на руководящих партийных работников Свердловской области. Особый интерес комплекса документов архивно-следственного дела представляют протоколы допросов, заявления, свидетельские показания, обвинительные заключения, приговоры. Специфика указанных документов заключается в том, что большинство из них сфальсифицировано, поэтому требуется привлечение широкого круга других источников для установления истины.
- Личные листки руководящих партийных работников, находящиеся в соответствующих личных делах, содержат информацию по основным параметрам анкетных данных, что позволило установить динамику социального портрета номенклатуры.
Следует отметить, что при анализе социальных характеристик номенклатуры возникали трудности, связанные с отсутствием сопоставимых параметров номенклатуры за исследуемый период. Кроме того, в связи с тем, что до 1938 года Пермская область входила в состав сначала Уральской, а потом Свердловской области, возникали трудности с анализом указанных параметров. Вместе с тем, анализ структуры, отраслевого состава номенклатуры был затруднен в связи с недостатком соответствующих документальных материалов.
В диссертации использовались также документальные источники, сосредоточенные в ГОПАПО в электронной базе данных на лиц, подвергшихся репрессиям по политическим мотивам в 1918–1985 гг.
Научная новизна исследования заключается в том, что
– установлена социальная и структурная динамика региональной партийной номенклатуры в условиях «Большого террора»;
– реконструирован процесс подготовки репрессий против региональной партийной номенклатуры Свердловской и Пермской областей и технология их проведения;
– выявлено изменение социальных характеристик региональной партийной номенклатуры Свердловской и Пермской областей после завершения репрессий;
– обосновано применение клиентелистского подхода к анализу «Большого террора»;
– сформулированы положения о социальных основаниях массовых политических репрессий в регионах.
Положения, выносимые на защиту:
Кадровая революция на Урале в 1936–1938 гг. представляет собой социальный процесс, в ходе которого были разрушены традиционалистские клановые системы, ранее организовавшие всю систему партийной власти на местах. Основания, повлекшие за собой падения региональных вождей, коренились в неэффективности управленческих техник, особенно проявившихся при проведении политики индустриализации. Некомпетентность руководства провоцировала социальный конфликт. В такой ситуации репрессивная политика власти встречала общественную поддержку со стороны социальных «низов» общества.
Особенно жесткие меры репрессий (расстрел) предпринимались преимущественно против партийной номенклатуры горкомов ВКП(б), в отношении секретарей райкомов ВКП(б), особенно сельских, применялись более «мягкие» меры – различные сроки исправительно-трудовых работ.
Вектор репрессивной политики в отношении региональной партийной номенклатуры был направлен на уничтожение клиентел: в масштабе Свердловской области были разрушены две крупные клиентелы: клан И.Д. Кабакова, а потом А.Я. Столяра.
На смену выбывшим номенклатурным работникам первого призыва пришли новички со сходными социальными характеристиками. Тем самым сохранилась в неприкосновенности установленная ранее система номенклатурной организации власти. Репрессии объективно выполнили функцию социального клапана, при помощи которого высшая политическая власть упрочила установившийся в стране режим.
Практическая значимость исследования состоит в возможности использования содержащихся в работе выводов, обобщений, фактического материала при подготовке обобщающих трудов по истории номенклатуры, а также по истории региона. Положения диссертации могут также быть использованы в преподавании учебных и специальных курсов по истории Отечества, истории Урала.
Апробация работы. Автор принял участие в международном проекте «Большой террор 1937–1938 гг. в советской провинции», организованном кафедрой восточно-европейской истории Рур-университета г. Бохума (Германия), по итогам которого была издана коллективная монография «…Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–38 гг.[18] Автором была проведена работа в рамках реализации проекта «Социальные сдвиги в правящих группах региональной номенклатуры 1921–1991 гг. На материалах Пермской области и Коми-Пермяцкого автономного округа», победившего в региональном конкурсе РГНФ 2006 г.. Апробация работы была проведена также в статьях, тезисах, в выступлениях автора на международных и всероссийских научно-практических конференциях: «Формирование гуманитарной среды и внеучебная работа в вузе, техникуме, школе», «Власть и властные отношения в современном мире» и др.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.
Основное содержание работы
Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, анализируется степень ее разработанности, формулируются цели и задачи исследования, дается характеристика теоретической, методологической и эмпирической основ работы, ее научная новизна и практическая значимость.
В первой главе «Партийная номенклатура на Урале накануне «Большого террора» исследуются проблемы генезиса партийной номенклатуры, ее социальных характеристик, форм общественных организаций, социальных функций в процессе сталинской модернизации. Приводятся основные статистические показатели, характеризующие состав, структуру региональной партийной номенклатуры.
В первом параграфе «Общая характеристика региональной партийной номенклатуры (структура, состав, организация, управление) в 1920 - первой половине 1930-х гг.» реконструируются этапы становления номенклатуры, нормативные основы ее деятельности, функции, механизмы ротации, стили и способы управления, внутреннее структурирование и внешний контроль. Высказывается суждение, что привилегии номенклатуры, личные и корпоративные, определялись ее способностью решать хозяйственные, оборонные и политические задачи, продиктованные высшей властью. К 1930-м гг. номенклатура уже сложилась как институт. Она создала автономную корпоративную систему, строго контролировавшую своих членов. Местная партийная власть была медиатором между «верхами» и «низами». Основой номенклатуры стали выдвиженцы Гражданской войны. Средний возраст партийного руководителя районного масштаба составлял в 1935 г. 35-36 лет. К 1935 г. партия оставалась рабоче-крестьянской, а в номенклатуре преобладали выходцы из рабочих и мещанских слоев.
Во втором параграфе «Генезис репрессивной политики против партийной номенклатуры: социальные и институциональные аспекты» выявляется рост кризисных явлений в функционировании номенклатуры. Эффективность работы руководящих кадров определялась реальными показателями развития промышленного производства и сельского хозяйства. В середине 1930-х гг. местные власти не могли выдержать заданных темпов роста производства. Попытки оптимизации работы руководящих кадров традиционными партийными методами успеха не имели, поскольку наталкивались на сопротивление клановых патрон-клиентских структур, сформировавшихся в номенклатурной среде. С точки зрения внутренней структуры партийная номенклатура на Урале первой половины 1930-х гг. представляла собой сообщество клиентел. Патрон-клиентские отношения, выражающиеся преимущественно в личных, неформальных отношениях, основанных на взаимных обязательствах и заинтересованности, порождали создание своего рода местных «культов» партийных руководителей. В 1936 г. власть начинает осуществлять репрессивные практики в отношении местных номенклатурных работников.
Репрессии против номенклатуры можно рассматривать как ответ центрального руководства на вызовы, исходящие от местных номенклатурных кланов. Содержание вызовов может быть понято только в контексте модернизационных задач. Средние и нижние звенья управленческой системы отклонялись от векторов, заданных высшим партийным центром: не выполняли директивы, срывали народнохозяйственные планы, демонстрировали собственную некомпетентность в решении экономических, технических и социальных задач, более того, блокировали возможности легальной ротации кадров.
Во второй главе «Изменения партийной номенклатуры на Урале в процессе репрессий» анализируется процесс кадровой революции: его содержание, этапы и социальные итоги.
В первом параграфе «Репрессии против партийной номенклатуры в 1937 – 1938 гг.» отмечается, что кампания репрессий против номенклатуры началась централизованно. Старт к поиску «врагов народа» внутри партии, и высшего ее звена – номенклатуры – был дан на февральско-мартовском пленуме 1937 г., хотя подготовительные мероприятия, своего рода «проба сил» в виде «чисток» партийных рядов, проводились и ранее (к ним относится проверка партийных документов 1935 г., обмен партийных документов 1936 г.). Первоначально каток репрессий прошелся по высшему уровню номенклатуры – ЦК ВКП(б), а далее, по цепочке, был направлен в регионы. Единый централизованный процесс «вычищения» номенклатуры в 1937–1938 гг. в Свердловской области был осуществлен в три этапа: подготовительный (август 1936 – март 1937); массовый (март 1937– декабрь 1937), заключительный (январь 1938 – ноябрь 1938).
Партийные руководители, подвергшиеся репрессиям, представляли собой гомогенную группу управленцев. Они имели значительный партстаж, прошли через сеть партийного образования. Анализ уровня общего образования секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) Свердловской области, арестованных в 1937–1938 гг., показывает, что в результате репрессий из номенклатуры была вычеркнута наиболее образованная ее часть.
Наибольшее количество секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) Свердловской области было арестовано по обвинению в контрреволюционной и антисоветской деятельности. Главным репрессивным органом, осуществлявшим расправу над партийной номенклатурой в регионах, была выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР. Приговоры, которые выносились репрессивными органами, были суровыми. К высшей мере наказания было приговорено 37 секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) Свердловской области, что составляет почти 65% от совокупности всех приговоров; 45% партийных кадров также были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. Исключением явились открытые судебные процессы, одним из которых стал процесс по делу первого секретаря Коми-Пермяцкого окружкома ВКП(б). Пик репрессий против секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) Свердловской области пришелся на август 1937 г.
В целом же наблюдается три всплеска репрессий против секретарского состава: январь-март 1937 г., май-ноябрь 1937 г., январь-март 1938 г. В январе-июне 1937 г., когда был репрессирована большая часть аппарата Свердловского обкома и секретарский состав крупных партийных организаций области, репрессии против партийных лидеров области происходили не одномоментно, а, как правило, складывались из нескольких этапов с предварительной политической подготовкой. На основе изучения архивно-следственных дел можно выделить два основных подхода к проведению репрессий: сетевой и функциональный. Сетевой принцип аналогичен формированию клановой системы, и цель его использования – в уничтожении клиентелы. Функциональный принцип, в свою очередь, являлся более «адресным»: руководящие работники арестовывались преимущественно за настоящие (или выдуманные) недостатки в работе. Как правило, речь шла о хозяйственниках, которым вменялось в вину «вредительство»: падеж скота, неурожай и т.д. Жертвой репрессий 1937-1938 гг. стал фактически весть партийный аппарат, управлявший Свердловской областью в течение предшествующих 7 лет.
Во втором параграфе «Новая региональная партийная номенклатура 1938–1941 гг.» реконструируется социальный облик новой региональной номенклатуры. Результат проведенной тотальной чистки партии оказался неоднозначным для разных категорий номенклатуры. Областные руководящие органы обновлялись на Урале в 1937–1938 гг. по несколько раз, в Уральском военном округе только за полтора года было арестовано 3 командующих, трижды менялись и начальники НКВД[19]. На промышленных предприятиях были арестованы почти все директора и многие инженерно-технические работники, что, безусловно, отразилось на качестве работы промышленности.
Структурные изменения в номенклатуре характеризуются общей тенденцией к ее централизации и унификации, на фоне роста номенклатурных единиц и усиления контроля центральных партийных органов над местными партийными и хозяйственными кадрами, а также сращивания партийных органов с хозяйственными учреждениями. Наряду со структурными изменениями в региональной номенклатуре произошли и значительные изменения в ее социальных характеристиках.
Основным источником рекрутирования новой номенклатуры становятся крестьяне по социальному происхождению, но служащие по социальному положению. «Рабочее ядро» руководящих партийных кадров, объявленное социальным приоритетом в комплектовании номенклатуры в начале 1930-х гг., перестало быть таковым. За период репрессий секретарский состав значительно помолодел. Основу новой номенклатуры, пришедшей к власти на гребне репрессий, составляли работники в возрасте до 30 лет. Более половины секретарей горкомов и райкомов ВКП(б) Свердловской области в 1939 году были выдвиженцами с низовой работы. Принцип формирования номенклатуры не изменился. Подбор осуществлялся по анкетным данным. При этом первый руководитель, как и раньше, подбирал себе команду, руководствуясь не только функциональными, но и личными предпочтениями. Первые лица в партийной иерархии руководили столь же директивными методами, как и их предшественники. Критика снизу не поощрялась, а самокритика сводилась к ритуальным фразам. Титул «хозяина области», или «хозяина района» перешел по наследству политическим преемникам И.Д. Кабакова.
В Заключении подводятся основные итоги исследования. Клановые формы социальной организации, сложившиеся в регионах, дополняли и корректировали функциональное строение властных аппаратов, более того, они адаптировали партийную политику к партикулярным интересам их участников, редактировали решения ЦК в соответствии с собственным пониманием политических задач, а также местными обычаями и традициями отправления власти. Система клиентелистских отношений изначально укрепляла режим, добавляя ему дополнительную устойчивость.
В середине 1930-х гг. в номенклатурной системе проявились кризисные явления. Партийная номенклатура, которая должна была обеспечить модернизационный прорыв, в силу ряда причин («овельможивание» местных руководящих партийных работников, расстановка «своих» людей на ключевых постах, не всегда компетентных в управлении и др.) существенно затрудняла исполнение важных государственных задач, называемых генеральной линией партии. Местные партийные кланы, опиравшиеся на своих патронов в высшем руководстве, в своих социальных притязаниях нарушили меру, обеспечивавшую единство политической воли на основе уважения «исторических» прав региональной номенклатуры. Невыполнение народнохозяйственных планов, рост аварийности и травматизма на производстве, массовые перебои со снабжением населения основными продуктами питания можно считать видимыми симптомами кризиса системы управления.
Общая неудача модернизационного проекта верховной властью была поделена на частные неудачи отдельных исполнителей. Репрессии против «начальства» вместе с тем выполняли функцию социального клапана: они уменьшали социальную напряженность, указывая массам на конкретных виновников их бедственного положения, удовлетворяя их тягу к социальной справедливости. Несмотря на масштабную по своим методам и последствиям чистку, принцип функционирования партийной номенклатуры и реализации власти остался прежним. Изменения произошли скорее в психологии руководящих работников, в стиле общения и внешних презентационных практиках. С точки зрения реализации модернизационного прорыва, результаты кадровой революции 1936–1938 гг. оказались ничтожными: произошло разрушение старых патрон-клиентских связей, исчезли местные «вельможи» с их окружением. Однако новая номенклатура, пришедшая им на смену, фактически стала строить новую модель патернализма.
Список основных публикаций по теме диссертации:
Публикация в журнале, рекомендованном ВАК:
- «Кадровая революция» 1937–1938 гг.: поиски объяснительной концепции // Человек. Сообщество. Управление. 2006. №3. Спецвыпуск. С. 72-74.
Иные публикации:
- Роль партийных органов в осуществлении массовых репрессий // «…Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937 – 38 гг. Пермь, 2006. С. 195-212.
- Репрессии 1937 г. против партийных работников, входящих в номенклатуру ЦК ВКП(б) Свердловского обкома ВКП(б) // Пермская элита: становление, развитие, современное состояние. Материалы Интернет-конференции (январь-март 2003 г.). Пермь: ПГТУ, 2003. С.159-172.
- Личное дело как элемент системы персонального учета и изучения кадров в конце 1930-х годов // Формирование гуманитарной среды и внеучебная работа в вузе, техникуме, школе: Материалы V Всероссийской науч.-практ. конф.., 27 мая 2003 г. Т. 2. Пермь, 2003. С. 24-26.
- Сравнительный анализ партийной номенклатуры Пермского (Молотовского) горкома по руководящим кадрам 1937 и 1940 гг. // Номенклатура и номенклатурная организация власти в России ХХ века. Материалы Интернет-конференции «Номенклатура в истории советского общества» (ноябрь 2003-март 2004 г.). Пермь: ПГТУ, 2004. С. 141-149.
- Первый этап политических репрессий 1936-1937 гг. в отношении руководства партийных органов Свердловской области // Номенклатура и номенклатурная организация власти в России ХХ века. Материалы Интернет-конференции «Номенклатура в истории советского общества» (ноябрь 2003-март 2004 г.). Пермь: ПГТУ, 2004. С. 150-160.
- Динамика социального состава региональной партийной номенклатуры в Уральской (Свердловской) области во второй половине 1920-х-первой половине 1930-х гг. // Ученые записки гуманитарного факультета. Вып. 14. Пермь: ПГТУ, 2005. С. 94-102.
- Властный дискурс в модернизационном процессе // Власть и властные отношения в современном мире. Материалы научно-практической конференции, приуроченной к 15-летию Гуманитарного университета. 30-31 марта 2006 года. Т. 1. Екатеринбург: Гуманитарный университет, 2006. С. 102-105.
- Первые секретари райкомов и горкомов ВКП(б) Пермской области в 1938-1941 гг.: штрихи к социальному портрету // Формирование гуманитарной среды и внеучебная работа в вузе, техникуме, школе: Материалы VIII Всероссийской науч.-практ. конференции (25 апреля) 2006 г. Т. 2. Пермь, 2006. С. 87-90.
- «Кадровая революция» 1937-1938 гг. в контексте концепции модернизации // Антро: Анналы научной теории развития общества. Вып. 2. Пермь, 2006. С. 104-113.
- Репрессии против руководящих работников советско-административных органов в 1936-1938 гг. // Материалы межрегиональной научно-практической конференции «Административно-территориальные реформы в России. К 225-летию учреждения Пермского наместничества». Пермь: «Пушка», 2006. С. 274-276.
- Презентационные практики местной партийной номенклатуры в 1930-е гг. // Презентации в современной культуре. Материалы восемнадцатой Всероссийской конференции студентов, аспирантов, докторантов «Майские чтения» (23 мая 2006 г.). Пермь: ЗУУНЦ, 2006. С. 44-49.
- Тема репрессий в общественном самосознании интеллигенции в период «оттепели» // Современное общество: вопросы теории, методологии, методы социальных исследований. Материалы VIII-й Всероссийской научн. конф. (Файнбургские чтения). Пермь, 2006. С. 259-262.
[1] Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992.
[2] Бутенко А.П. Откуда и куда идем: Взгляд философа на историю советского общества. Л., 1990; Медведев Р.А. О Сталине и сталинизме. М., 1990; Волкогонов Д.А. Сталин. М., 1998 и др.
[3] Гордон Л., Клопов Э. Что это было? М., 1989; Баталов Э. Культ личности и общественное сознание//Суровая драма народа. М., 1989.
[4] Малиа М. Советская трагедия. История социализма а России. 1917-1991. М., 2002.
[5] Роговин В.З. 1937. М., 1996. С. 196.
[6] Файнбург З.И. Не сотвори себе кумира. М., 1991. С.152.
[7] Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М., 1996; Fridrich C.J., Brzezinski Z.K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. New York, Praeger, 1961.
[8] Фейнсод М. Смоленск под властью Советов. Смоленск, 1995; Шапиро Л. Коммунистическая партия Советского Союза. М., 1979.
[9] Авторханов А. Технология власти. Франкфурт-на-Майне, 1976; Конквест Р. Большой террор. Рига, 1991; Wolfe B. Communist Totalitatianism: Keys to the Soviet System. Boston, 1961.
[10] Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991.
[11] Павлова И.В. Механизм власти и строительство сталинского социализма. Новосибирск, 2001.
[12] Жуков Ю.Н. Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг. М., 2003; Мануйлов В. Причины и цели сталинских чисток//Молодая гвардия. 2002. №10.
[13] Пашин В.П., Свириденко Ю. П. Коммунистическая номенклатура: истоки, сущность, содержание. М., 1995; Пашин В.П., Свириденко Ю.П. Кадры коммунистической номенклатуры: методы подбора и воспитания. М., 1998; Коржихина Т.П., Фигатнер Ю.Ю. Советская номенклатура: становление, механизмы действия//Вопросы истории. 1993. №7. С. 25-38; Ткаченко В.Д. Формирование политической элиты советского государства в 20-е гг.//Историки размышляют. М., 2000. Вып.2. С.96-126; Гаман-Голутвина О. В. Политические элиты России. Вехи исторической эволюции. М., 1998; Коргунюк Ю.Г. Политическая элита современной России с точки зрения социального представительства//Полис. 2001. №1. С.30-48; Бадовский Д.В. Трансформация политической элиты России – «от организации профессиональных революционеров» к «партии власти»//Полис. 1994. №6. С. 42-58; Березкина О. Революционная элита переходного периода (1921-1927)//Свободная мысль. 1997. №11. С. 56-79; Наумов О.В., Филиппов С.Г. Руководящий партийный работник в 1924 и 1937 гг. Попытка сравнительного анализа//Социальная история: Ежегодник 1997 г. М., 1998. С. 123-136.
[14] Хлевнюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД, и советское общество. М., 1992; Он же. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996.
[15] Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала, 1920-е-начало 50-х гг. т. 1. Нижний Тагил, 1996; Базаров А. Дурелом или господа колхозники. Кн.2. Курган, 1997; Иванова М.А. Сталинская «кадровая революция» 1937–1938 годов: региональный аспект (по материалам Прикамья)//I Астафьевские чтения (17-18 мая 2002 года). Пермь, 2003; Шабалин В.В. «Закулисная политика» (К истории внутрипартийных конфликтов на Урале в 1920-х гг.)//Пермская элита: становление, развитие, современное состояние. Пермь, 2003; Прикамье: история политических репрессий и ГУЛАГа (1917-1989): хроники/сост. Л. А. Обухов. Пермь: Книжный мир, 2004; Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.). Екатеринбург-Пермь, 2003; Славко Т.И. Кулацкая ссылка на Урале. М., 1995; Станковская Г.Ф. Как делали «врагов народа»//Годы террора. Пермь, 1998; 1937-й на Урале. Свердловск, 1990; Лейбович О.Л. Большой террор 1930-х годов//Политические репрессии в Прикамье. 1918-1980 гг.: Сборник документов и материалов. Пермь, 2004. С.148-152 и др.
[16] Иванова М.А. Сталинская «кадровая революция» 1937 – 1938 годов: региональный аспект (по материалам Прикамья)//I Астафьевские чтения (17-18 мая 2002 года). Пермь, 2003.
[17] Большевистское руководство. Переписка. 1928-1941: Документы. М.,1996; Общество и власть: 1930-е годы. М., 1998; Сталинское Политбюро в 30-е годы: Сборник документов. М.,1995; Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. М., 2000; ГУЛАГ (Главное управление лагерей). 1917–1960. М., 2000 и др.
[18] «…Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–38 гг. Пермь, 2006.
[19] Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-е – начало 50-х гг. Нижний Тагил, 1996. Ч.1. С. 216.
