«Краткий хронограф об истории станицы Вёшенской. ...»
1798.*** Имперские награды генеральского и офицерского состава. Мальтийский орден – экзотическая награда. После захвата острова Мальта 1798 г. французами, иониты предложили Павлу I звание Великого магистра ордена. Император став Магистром, награждал крестом св. Иоанна Иерусалимского – покровителя иоаннитов, своих приближённых.
Награду получили шесть донских военачальников, участников Итальянского похода Суворова: А. Денисов, П. Греков, В. Орлов и др. (Шумов В.В. История казачества (справочник казака). // Ростов н/Д: Изд ООО «КСС», 2004. С. 77).
Ок. 1798.**** Родился Дударев Андриан Иванович, казак Вёшенскоё станицы. Награждён СМ – 828, СМ – Варшава, П – 5. В службе с 1 января 1817 г. по 29 октября 1845 г. Сотник с 30 июля 1854 г. по 1 мая 1855 г. Дети: сын 29 лет. (РГВИА, ф. 330, оп. 55, д. 616, ПС док. за 1857 г.).
1799.**** Вёшенские казаки. По послужным спискам и справки о службе группы вёшенских казаков 1770 – 1790-х годов – Степан Климович Зыков, Григорий Лукянович Турилин, Фёдор Сергеевич Мельников, Филип Антонович Мельников, Ефим Митрофанович Мельников, Иван Иванович Мельников, Григорий Артёмович Никонов, Трифон Родионович Синякин, Михаил Иванович Солдатов, Яков Григорьевич Калинин, Филипп Гаврилович Кудинов, Яков Иванович Лосев, Степан Иванович Боков, Ввасилий Иванович Боков. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 136).
1800.*** Население России составляло 38 000 000 человек. (Сост. Хохульников К.Н. Степные рыцари России!.. // Казачье зарубежье – Ростов н./Д: ИИЦ «Дончак», 2005. С. 195).
К 1800.**** Донские леса. Вёшенское станичное правление сообщило, что беспощадной рубкой истреблена «знатная» часть леса и «осталось ныне оного весьма мало, да и только способного на топливо» (История Вёшенского лесхоза. // Воспоминания Перевёрткина В.Ф. Ст. Вёшенская 2004 г., с. 3).
1800.**** Родился в слободе Краснополье Иван Иванович Краснов (1800 – 1871), генерал-лейтенант, в 1843 – 1848 гг. командовал Лейб-гвардии казачьим полком, учёный, литератор, поэт (ум. в 1871 г., 14 апр.).
Внук двух генералов, И.К. Краснова (1752 – 1812 гг.) и Г.А. Бокова. Отец полковник армии Иван Иванович Краснов (г.р. 1776). Детство у мальчика прошло под влиянием замечательного деда И.К. Краснова и прекрасно описано в неоконченных записках Ивана Ивановича. Он был пансионером у своего деда (см. 1752 г. И.К. Краснов). Во время наполеоновских войн внук генерала учился – сначала получил серьёзное домашнее образование, а затем воспитывался в пансионе при Харьковском университете, где хорошо изучил иностранные языки, историю и литературу.
Официально Краснов начал службу ещё в 1810 г. и следующие семь лет будто бы «употреблялся по Войску Донскому», но на службе он числился чисто формально, подобно многим другим дворянским детям того времени.
Настоящая служба началась в 1817 г., когда он был зачислен юнкером в лейб-гвардии Казачий полк и с одним из его эскадронов ушёл из станицы Каменской к Петербургу. В январе 1818 г. Краснов был произведён в корнеты. Ему было тогда всего лишь семнадцать лет, а он уже был произведён в офицеры.
Потом началась петербургская служба – всё было и необычно, огромный город, учения, блистательный двор и чужие люди, мало знакомые с казаками и невесть что о них думающие.
В 1821 г. Иван Иванович был назначен адъютантом к командиру 2-го кавалерийского корпуса генерал-адъютанту графу В.В. Орлову-Денисову, который хорошо знал и его отца, и его деда.
Когда в ноябре 1825 г. в Таганроге умер Александр I, гроб с его телом при лейб-казачьем карауле повезли на санях в Петербург; командиром кортежа был Орлов-Денисов, и Краснов вместе с ним участвовал и в доставке гроба в столицу, и в церемонии погребения.
В 1826 г. Иван Иванович возвратился во фронт, и принимал участие в русско-турецкой войне 1828 – 1829 гг., и польской компании 1831 года. В 1828 г. он привёл своё подразделение с Дона под Варну. Весной и летом этого года его эскадрон состоял при императорской главной квартире и охранял ставку Николая I. Краснов участвовал в боях с турками и особенно отличился 14 июля в деле близ села Мадирда, за что получил орден св. Владимира 4-й степени с бантом. В 1831 г. уже полковником он командовал 5-м эскадроном и двумя эскадронами полка, снова отличился и заработал орден св. Анны 2-й степени. За блистательное мужество в делах этих компаний было засвидетельствовано пожалованием ему золотой сабли с надписью «За храбрость».
В январе 1838 г., в возрасте 37 лет, Краснов получил генерал-майорский чин с переводом из гвардии в Войско Донское и в том же году был избран старшим членом Войскового правления, а в начале 1842 года назначен походным атаманом донских казачьих полков в Отдельном Кавказском корпусе. На Кавказе Краснов служил в 1842 – 1843 гг. В апреле 1843 г. Иван Иванович был назначен командиром лейб-гвардии Казачьего полка и командовал им около пяти с половиной лет. Эта должность командира лейб-казачьего полка была одной из самых значительных для казака. Полк при Краснове представлял собой великолепную часть и не раз отличался на смотрах и учениях. За выдающиеся командование гвардейским полком Иван Иванович удостоился в 1844 г. ордена св. Станислава 1-й степени, а в 1847-м – Анны 1-й степени и Георгия 4-й степени (последний дан за четверть века отличной службы в офицерских чинах).
18 марта 1848 г. в связи с революцией в Венгрии Краснов получил приказанье быть на следующий день на высочайшем смотру и выступать оттуда в поход к западным границам. 19 марта лейб-казаки пошли на запад, в августе около Варшавы соединились со своими льготными дивизионами, прибывшими с Дона, но в Венгрию не ходили. Краснов в этом походе в Польшу не участвовал, оставшись в Петербурге, и в сентябре был уволен от должности командира полка. Этот период жизни и деятельности Ивана Ивановича изучен мало, и потому неизвестны подробности случившегося. Учитывая существовавшие до того вполне благоприятные отношения Ивана Ивановича с царём, который согласился даже быть «восприемником» двух его сыновей, можно считать падение Краснова крутым и стремительным.
Он оказался на Дону и не у дел, занимался своим хозяйством. Именно в это время, в 1850 г., Иван Иванович стал проводить успешные опыты с виноградарством на Верхнем Дону, посадив виноградные кусты в своём саду в Вёшенской станице.
Новая деятельность Ивана Ивановича началась с открытием Крымской войны. В 1854 г. он был назначен походным атаманом донских полков для защиты от неприятеля восточных берегов Азовского моря и произведён в генерал-лейтенанты, а в 1855 г. стал начальником отряда войск, защищавших Таганрог и окрестное побережье.
Когда в марте 1855 г. в Таганрог прибыл Донской казачий № 68 полк, «его встретили там, – по словам Краснова, – с удивлением, и все спрашивали друг друга: «К чему эта излишняя заботливость, для чего это новое обременение жителей?» Все знали о том, что в Керченском проливе были заграждены места, «удобные для судов», а у Керчи и в Еникале сооружены батареи, обстреливающие пролив, и думали, что в результате этих мер неприятель не пройдёт в Азовское море. Однако начальство Войска Донского и Краснов считали необходимым предпринять определённые меры для обороны берегов Азовского моря. Немногочисленные казаки были расставлены постами по северному и кубанскому побережью, в ближайших к морю селениях поставили небольшие резервы, разработали систему сигнализации и оповещения.
То, чего многие не ожидали, случилось. В мае неприятель взял Керчь, и англо-французкая эскадра вошла в Азовское море. После неудачной попытки захватить Севастополь, пишет историк Б.В. Чеботарёв, «англо-француское командование решило провести отвлекающую операцию… Местом проведения операции было избрано Приазовье. Такой выбор был сделан не случайно. В городах Ростове, Таганроге, Мариуполе, Бердянске и Ейске находились продовольственные склады Крымской армии. Так были собраны также огромные запасы боеприпасов, амуниции. Через Приазовье шли важные военные коммуникации, связывающие Россию с Крымом. Захватив города Приазовья, союзники намеревались поставить русскую армию в Крыму в безвыходное положение». Для осуществления операции союзное командование выделило 57 паровых судов, артиллерию и 16 400 солдат и матросов.
Утром 20 мая 1855 г. было получено известие о том, что неприятельская эскадра в составе 11 пароходов и множества мелких судов. Прошли мимо Мариуполя, и идёт к Таганрогу. Казаки всё время следили за её движением, пока, наконец, вечером, в тот же день она не остановилась на таганрогском рейде. Перед Красновым как руководителем обороны стояли весьма сложные задачи. Таганрог был слабо защищён, военные силы незначительны, отсутствовали и система инженерных сооружений, и средства артиллерийской защиты. Из войск в городе находилась лишь гарнизонный полубатальон (около трёхсот человек) и до двадцати человек жандармской команды. К ним Краснов добавил пять сотен 68-го донского полка; был объявлен набор жителей в милицию, в которую за пять дней вступило до 250 таганрожцев, – их разделили на два полубатальона и спешно обучали. За день до прихода эскадры в Таганрог из Новочеркасска прибыл на подкрепление Донской казачий учебный полк. Снять других казаков с позиций по побережью было нельзя, поскольку неприятель мог высадиться в любом пункте.
Защищать же Таганрог был крайне необходимым. Таганрог, господствуя над входом в Дон, мог явиться базой для продвижения неприятеля к району Ростова, где находились важные продовольственные и военные склады, и проходил кратчайший путь на Кавказ.
Весь день 21 мая 1855 г. эскадра простояла на рейде, а ранним утром следующего дня пароходы, число которых увеличилось до восемнадцати, стали приближаться к городу. Их сопровождало свыше полусотни других вооружённых судов. Неприятельское командование прислало парламентёров и прислало ультиматум. Краснов требования не воспринял, ответив: «…военная честь запрещает уступать без боя город, предложил неприятелю не подвергать порт бомбардировке, а выйти на берег и вступить в бой, пусть оружие решит, кому владеть сегодня Таганрогом».
Корабли открыли по городу артиллерийский огонь. Под прикрытием густого порохового дыма отряд неприятельских матросов пробрался по тропинкам на оконечность горы, на которой построен Таганрог, и стал обстреливать из ружей защитников города. Но вскоре казаки-охотники из 68-го полка выбили матросов с горы. Неприятель сделал вторую попытку, высадится – на этот раз у каменной лестницы, ведшей от Греческой улице к бирже. Спешенная команда 68-го полка встретила десант ружейным огнём и принудила удалиться.
Тем временем жестокий орудийный огонь по Таганрогу продолжался и длился свыше шести часов. В четыре часа дня неприятель высадил свыше трёхсот человек у церкви царя Константина, но рота гарнизонного полубатальона сбросила их атакой в море. После этого противник ещё больше усилил стрельбу, и, по словам Краснова, шквал ужасного огня продолжался полчаса. В пять часов гребные суда отправились к параходам, которые ещё четверть часа стреляли по городу, и, наконец, вся эскадра удалилась.
«Так кончилась ожесточённая бомбардировка, – писал Иван Иванович. – Соединённая флотилия двух просвещённых государств не устыдилась в продолжение шести с половиной часов совершенно неслыханное и вовсе бесполезное злодейство против мирного, почти беззащитного города, который не мог ответить ни одной пушкою и который так часто во дни нужды питал их своею превосходной пшеницею (Таганрог – крупнейший порт русского хлебного экспорта и импорта. – авт.).
По уверению опытных моряков и старых артиллеристов, неприятель выпустил более 10 000 разных снарядов. Впоследствии найдено около ста неразряженных конических бомб обыкновенных и гранат более 500. Многие дома были испещрены ударами бомб и ядер… Пароходы бросали бомбы и ядра необыкновенной величины: из числа найденных многие были до пяти пудов веса. Дальность выстрелов их была невероятная…»
В ходе этой бомбардировки и отражения десантов войска Краснова и жители понесли урон убитыми, ранеными и контужеными до девяносто человек. А вот город пострадал заметно: было сожжено девяносто шесть зданий и магазинов и повреждено четыре церкви и пятьдесят шесть зданий.
Проведя ночь приблизительно в двадцати верстах от Таганрога, неприятельская эскадра до восьми часов утра следующего дня стояла в виду города, а потом к Мариуполю. Подполковник Кострюков, командир Донского казачьего № 66 полка, также отказался сдать город. 24 мая неприятель подверг город бомбардировке, разрушившей или значительно повредивший свыше двадцати зданий, а также все заведения местной бирже. Одновременно казаки 66-го полка отразили неприятельскую попытку прорваться в Калмиусский лиман, где укрывались до семидесяти русских каботажных судов.
Коней мая и весь июнь оказались спокойными: эскадра не подходила ни к Таганрогу, ни к близь лежащим местам. Город тем временем укреплялся. В него прибыло шестьсот моряков с русских кораблей, погибших при прорыве вражеской эскадры в Азовское море. В городе развернулась артиллерия – сначала резервная полубатарея, а затем сменившая её Донская № 2 лёгкая батарея. Донской учебный полк вернулся в Новочеркасск, но к Краснову прибыли 74, 70, и 76-й донские полки, причём 74-й полк генерал оставил в городе, а остальными укрепил оборону побережья. Иван Иванович провёл учения и манёвры всех подчинённых ему частей.
Время от времени показывались поодиночке неприятельские пароходы, которые держались далеко от берега. Так продолжалось до начала июля 1855 года.
Уже 3 июля пароходы бомбардировали Бердянск. 4-го июля пытались высадить десант к деревень Кирилловки и Горелой, но были отбиты командой 66-го полка. 5 июля высадили десант в Бердянске, сброшенный в море казаками 66-го полка. Также 5 июля пытались высадиться в Ейске. 6 июля подожгли рыбные заводы на Кривой косе (в центре азовского рыболовства Войска Донского). 7 июля казаки 66-го полка отбили десант у посёлка Краснушкина, а казаки 76-го полка заставили удалиться неприятельские лодки, направлявшиеся к устью Миуса. 7-го же июля неприятель сжёг большой рыбный завод генерал-майора Макарова в миусском устье. Начиная с 6-го июля, в течение двух с половиной недель по нескольку вражеских пароходов почти ежедневно подходили к Таганрогу и стреляли по городу.
В восемь часов утра 12 июля Иван Иванович получил от командира 70-го полка подполковника Демьянова донесение о том, что близ Кривой косы, в семидесяти саженях от берега, села на мель английская паровая канонерская лодка «Джаспер». Демьянов просил прислать две пушки в надежде овладеть кораблём. Краснов, из-за своей болезни, послал туда подполковника Божковского и велел ему собрать с постов и из резервов как можно больше казаков, и отправил два орудия (не успевшие, впрочем, к делу).
«Джаспер» тем временем опрокинулся на бок от сильного ветра, поднявшегося в этом районе. Перестрелка между казаками и командой канонерской лодки продолжалась с ранней зари до шести часов вечера. К кораблю пытался подойти на выручку восемнадцатипушечный корвет, но мель его не позволила это сделать, и он ограничился огнём гранатами и картечью по казакам. Около шести часов вечера прискакал Божковский и вместе с Демьяновым вызвал охотников взять корабль. Казаки-добровольцы бросились в воду, доплыли под непрерывным огнём корвета до канонерской лодки, взобрались на неё и, не найдя никого из экипажа, увидали, как матросы на шлюпках уходили к корвету. Они покинули корабль спешно: флаги были не сняты, пушки не заклёпаны, сигнальные книги брошены.
В этом, по определению Краснова, молодецком подвиге особенно отличились Демьянов, Божковский, войсковой старшина Афанасьев, есаул Кутейников, сотник Стоцкий и сын Ивана Ивановича сотник Николай Иванович Краснов. «Они, – писал походный атаман, – своим примером поощряли казаков к неумолкаемой пальбе, несмотря на сильный огонь неприятеля. Эта перестрелка не допускала матросов севшего на мель парохода закинуть якорь, или верп, чтобы стянутся на мели». «Трудно описать, – вспоминал Иван Иванович, – радость жителей Таганрога при вести о взятии неприятельского парохода, восторг, который одушевил всех и каждого, когда показались неприятельские флаги, которые казаки возили по всем улицам города… <> … Особенно восхищены были таганрогские жители, когда взятые пушки провезены были по всем городским улицам и потом поставлены к подножию собора».
24 июля казаки подполковника Донецкого отогнали неприятельские баркасы и шлюпки, пытавшиеся делать промеры одного из устьев Дона. В тот же день англо-французские пароходы снова бомбардировали Таганрог, в следующие два дня – село Новомариинское, в пятнадцати верстах от города. 26 июля у того же села казаки отогнали шлюпки с десантом. 26 июля у того же села казаки отогнали шлюпки с десантом.
В начале августа отряд Краснова получил значительные подкрепления – в Таганрог прибыли сводная резервная бригада генерал-майора фон Лейна и восемь двадцатичетырёхфунтовых каронад, которые под руководством командира 2-й донской батареи подполковника Донцова и при активном участии Николая Ивановича Краснова были установлены на специально сооружённых батареях. Командовать ими, было поручено Н.И. Краснову (5-му).
19 августа сотня 66-го полка сбросила в море десант, высадившейся у посёлка Кирпичёва, причём отрезала от берега и захватила двух вражеских офицеров и одного матроса. Их прибытие в Таганрог собрало у дома, в котором квартировал Краснов, тысячную толпу, – это были первые пленные. Генералу Краснову пришлось утихомиривать толпу жителей.
Ещё не было окончено сооружение лафета последней Каронады, как 19 августа у Таганрога снова показалась англо-французкая эскадра. Один из её пароходов подошёл поближе, но после неожиданного для него обстрела береговыми орудиями стремительно удалился. Наконец город обрёл настоящую береговую артиллерию. После этого случая неприятельские корабли уже опасались подходить близко к городу и снова обстреляли его только 31 августа. Береговые батареи отвечали, и пароходы были вынуждены, удалится. Во время артиллерийской дуэли огромное ядро упало к ногам Краснова, в двух шагах от него. «Это было последнее ядро, – замечает Иван Иванович, – упавшее на таганрогскую землю». После 31 августа ни один пароход даже не приближался к городу, хотя на другие пункты азовского побережья неприятель иногда нападал. 24 октября произведено нападение на Ейск, оказавшейся последнем на Азовском море.
Таким образом, весной, летом и осенью 1855 г. части генерала Краснова отстояли Таганрог и азовское побережье. Врагу не удалось утвердиться ни в одном пункте. Успех таганрогской обороны расстроил англо-французские планы и явился существенной поддержкой героическому Севастополю и военным действиям русской армии на Кавказе.
За успешную защиту Таганрога и побережья Азовского моря Иван Иванович Краснов (4-й) был награждён орденом св. Владимира 2-й степени с мечами. Депутация Таганрога официально выразила походному атаману высокую признательность жителей за мужество казаков его отряда.
В конце 1855 года Краснов получил назначение на должность походного атамана казачьих полков Крымской армии, но к тому времени война была фактически проиграна и Севастополь сдан.
В 1858 и 1861 годах он избирался на трёхлетние сроки окружным генералом 4-го военного округа Войска Донского. В 1860-х инспектировал астраханских казаков, подчинённых донскому войсковому атаману. В 1868 году Иван Иванович получил орден Белого Орла. В день 50-летия службы в офицерских чинах в январе 1868 года пожалован почётным зачислением в списки лейб-гвардии Казачьего полка.
По мнению Л.В. Богаевского, Краснов (4-й) был «образованным человеком» своего времени. Можно добавить, что Краснов был большим знатоком и западной, в особенности немецкой литературы. Всю жизнь он совершенствовал свои знания, но известное представление о его образовании и культурных интересах даёт уже юношеский дневник 1817 – 1821 гг.
Из его записей видно, что по дороге из Каменской в Петербург он переводит с немецкого и французского и с французского на немецкий и что он говорит на этих языков. Краснов сам играет на скрипке, флейте, и фортепиано, читает музыкальные ноты. Бывает в театрах, сначала «самовольно» – юнкерам не разрешают посещать театры. С производством в офицеры – вполне легально. Молодой Краснов интересуется живописью, осматривает картины Эрмитажа и сам часто рисует. Он увлекается чтением, ведёт беседы о литературы, искусстве, культуре (например, запись в ноябре 1817 года: «Был разговор о сочинителях, о живописцах и, наконец, о дарованиях донцов»).
«Одарённый от природы поэтическим настроением И (ван) И (ванович), – писал Л.В. Багаевский, – воспользовался пребыванием в столице, чтобы завести личные знакомства с литературными знаменитостями того времени». Эти его связи, мало изучены биографами, но явно были обширными. Пример тому, что Краснов был другом видно донского деятеля, вице-директора Департамента военных поселений и помощника начальника Главного управления иррегулярных войск, историка и литератора, генерал-лейтенанта А.П. Чеботарёва, который в свою очередь был приятелем не только знаменитого Бакланова, он и писателей Греча и Кукольника, композитора Глинки, знакомым Жуковского и Пушкина, и мы уверенно можем предполагать знакомство Краснова с друзьями Чеботарёва.
Уже в 1817 году Иван Иванович сам «сочиняет». В сущности, с ранних лет Краснов одинаково увлекался военной службой и литературой и впоследствии, по словам А.М. Грекова, владел так же хорошо пером, как и шашкой. Любовь к изящной словесности он пронёс через всю свою жизнь. Поэтическое настроение не оставляло его в течение всей 70-летней жизни его. Поэтому неудивительно, что в молодости и письма свои к жене он писал, не иначе, как стихами, рисуя великолепную природу турецких провинций. Из поэтических его сочинений, ходивших на Дону по рукам в 1830-х годах, в особенности известны «Тихий Дон» и «Князь Василько. Былина». По рукам ходили и другие стихотворения Ивана Ивановича, в том числе оппозиционного содержания, острокритические. Об одном таком произведении «Гонение на младенца», не подлежащем распространению, Краснов упоминает в 1836 году в письме к своему другу И.С. Ульянову. Стихи Ивана Ивановича, по свидетельству современников, в своё время пользовались большим успехом, и не случайно «Военный сборник» называл их автора одним из первых донских писателей.
С 1850-х годов Краснов вплотную занимался изучением истории и современного положения донского казачества, опубликовав в последующих десятилетиях много работ, касающихся истории, этнографии и военной службы донцов. Статьи Ивана Ивановича печатались в местных, петербургских и московских изданиях.
Но и в 1830-х годах, к которым, пожалуй, относится наибольшая популярность Краснова на своей родине. Он был большим знатоком и, как ныне принятое наукой определении – краеведом, по его собственным словам, «жарким заступником тихого Дона». Как отмечается в «Истории лейб-гвардии Казачьего его величества полка», Иван Иванович «благодаря его способностям, воспитанию, учёным и литературным трудом, а также и его замечательному добродушию приобрёл в Донском крае большую известность и уважение. После польской компании, проживая на Дону, он умел образовать у себя кружок из наиболее интеллигентных лиц своей родины и, искренно преданный просвещению, употреблял все усилия и способы к развитию между казаками образования».
В 1830-х годах, будучи блестящим молодым полковником, а затем и генералом, он, по замечанию «Русского биографического словаря», «мало-помалу стал центром, более образованной части донцов, особенно учащейся молодёжи, для которой в то же время был и щедрым благотворителем». Около Краснова, говорит в свою очередь «Русский инвалид», «сгруппировалась вся тогдашняя университетская молодёжь» Дона. Как было влияние Ивана Ивановича, можно продемонстрировать, что во время введения в Войске Донском нового «положения» 1835 г. «он подвигнул местных дворян к пожертвованию 100 000 рублей на устройство в г. Новочеркасске военного училища, которому хотел дать программу известного в Москве училища Колонновожатых (это учебное заведение являлось прообразом бедующей Академии Генерального штаба и рассадником свободомыслия в армии, вследствие чего и было закрыто после подавления восстания декабристов. – авт.). Училище это, однако ж, не основано, потому что на пожертвованные донцами деньги были определено иметь несколько стипендий сперва в Полтавском, а потом в Воронежском кадетских корпусах».
Иван Иванович очень интересовался делами местных учебных заведений. И. П. Артинский, например, сообщает, что Краснов присутствовал в 1836 году на торжестве преобразования Новочеркасской гимназии. Он находился среди лиц, пожертвовавших деньги в пользу учебных заведений Войска Донского. Из переписке Ивана Ивановича с Ульяновым видно, что в 1847 году он бился за открытие в Новочеркасске институт, улучшение деятельности гимназии и даже составил собственный проект её реорганизации.
В большой статье 1852 года «О донской казачьей службе» и ряде других печатных работ Иван Иванович решительно выступал за всемерное развитие образования на Дону вопреки утверждениям многих ретроградов, что оно якобы вредно для казачьей службы. Наконец, Краснов делал пожертвования на создание публичной библиотеки при Хопёрском окружном училище и само это учебное заведение и был членом попечительского совета Урюпинского женского училища, а затем прогимназии.
В статье «Беспоместные и мелкопоместные чиновники Войска Донского» Иван Иванович излагал историю появления, и развития этой части дворянского класса, писал о скудном обеспечении бедных чиновников и вместе с тем замечал: «Несмотря на тягостную службу и недостаток средств, при ограниченности вакансий, без протекции, в прежние годы нередко бывали случаи, что из бедных чиновников выходили люди в видные чины, занимавшие впоследствии с пользой места по высшим управлениям, военному и гражданскому. Не говоря уже о знаменитых наших героях Власове и Бакланове, которые, борясь с лишениями и нуждой, не только достигли высоких чинов, но и приобрели известность в целой империи, довольно указать на генералов Николаева, Ульянова, трёх Поповых, Шумкова, Марушенко, полковников Хопёрского, Пудавова, Култышкина, Кушнарёва, Кучерова, Лазарева, Бывших директоров училищ Поповых, отца и сына, Золоторёва, литератора Сухорукова и других».
По мнению Краснова, «достойные и честные дворяне» составляли в войсковом дворянстве «значительное большинство уже по той причине, что по недавнему происхождению донского дворянства они не могли достигать своего звания иначе, как личными заслугами». Несколько идеализируя историю, Иван Иванович доказывал, что и во второй половине XVIII в., и в первой четверти XIX столетия «отношение их (донских дворян. – авт.) к простым казакам были самые патриархальные», и призывал к возвращению этих отношений. Вместе с тем он замечал неравенство на Дону, нарушение законности, фаворитизм того времени. Об атамане А.И. Иловайском, рядом с которым был похоронен его дед, И.К. Краснов, например, писал, что тот иногда давал чины детям «черкасских господ» ещё в колыбели, и «тогда была нередкость, что атаман, приглашённый в кумовья, давал крестнику своему на зубок чин есаула». Видел Иван Иванович и имущественной неравенство, но считал, что «совершенное уравнение состояний не может быть задачею никакого благоустроенного правительства» (т.е. по своей природе он придерживался принципа – каждому по его заслугам, или каждому по труду. – авт.).
Краснов, как историк, одним из первых начал разрабатывать историю донского крестьянства. Интерес представляет его статья «Малороссияне в Войске Донском». При определении достоинств этого краткого очерка украинской колонизации, тем не менее, неверен взгляд автора на его причины. Краснов считал главным виновником колонизации князя Потёмкина, усиленно раздававшего на Дону местным владельцам войсковые земли для более успешного их заселения, и таким образом получилось, что крепостничество в Войске Донском было, чуть ли не случайным явлением. Да это верно с одной лишь точки зрения: когда земля выделялась в награду «за заслуги» в таких количествах, что единоличная казачья семья была физически не в состоянии её обработать и сжинать с неё плоды своего труда. Всему есть свой предел. Малороссияне уходили с насиженных мест, прежде всего из-за непосильной их эксплуатации со стороны местного панства. В донских же казаках они, прежде всего, видели защитников интересов трудового крестьянства из-за того, что казаки постоянно находились на военной службе и не могли обрабатывать свою паевую землю. Крестьянин же, какой воинской повинности не имел, он мог только лишь трудиться на земле, быть на работах при мельницах и пчельниках. То обстоятельство, что на Дону всегда были нужны «лишние» трудовые руки – в этом заслуги князя Потёмкина нет. Тем более что и само семейство Красновых имели крепостных крестьян в своей слободе Краснополье. Вот и казаки Красновского рода были помещиками, поэтому и, защищая свои интересы и «благости крестьянской жизни» своих малороссийских крестьян, виновником колонизации князя Потёмкина.
Краснов был защитником православия и «слишком вольные» рассуждения о религии, воспринимал как личную обиду. «Глубоко изучая Филатовские системы прежних и нынешних времён, Иван Иванович, – по словам «Русского инвалида», – оставался, однако ж, вполне религиозным человеком». По натуре это был большой идеалист и проповедник любви к ближнему, гуманист и благотворитель. «Он ещё в крепостную эпоху, – писал «Военный сборник», – любил народ, не чуждался его…» Как личность Краснов представлял собой симпатичного человека: у него был характер, который высоко, а подчас даже восторженно оценивался многими современникам, – простой, общительный, любезный, ласковый и замечательно добродушный.
«Главною задачею своею, – отмечал «Русский инвалид», – он считал «добрые дела» и делился с ближними не одними советами: он входил в домашний быт всякого бедняка и братски раскрывал ему кошелёк свой. Хотя он получал весьма хорошее состояние по наследству, но постоянно сам нуждался даже в необходимом и впал в значительные долги потому только, что не мог устоять пред какою просьбою нуждающегося в помощи». Для примера можно упомянуть объявление в «Донских войсковых ведомостях» 1862 года: с публичного торга будут продаваться два деревянных флигеля, амбар и каретный сарай генерал-лейтенанта Краснова, состоящие в слободе Краснополье, оцененные в 850 рублей серебром и описанные за неплатёж петербургским купцам Устьеву и Анащикову по заёмным письмам 2 300 рублей серебром. Дом его всегда был полон бедными студентами, семинаристами, гимназистами. Он их кормил, одевал и заботился об определении на службу. Немало проживало также в его доме и малолетних, сирот и детей бедных родителей: он развозил их по разным учебным заведениям.
В последние годы жизни, состоя одним из директоров Хопёрского попечительского о тюрьмах отделения, Краснов заботился ещё и о быте «арестантов».
В бытность старшим членом Войскового правления генерал подозревался в связях с декабристом В.Д. Сухоруковым и тайных к нему симпатиях. Об это упоминается в безымянном доносе из Новочеркасска правительству от 15 сентября 1840 года, подписанный «Вашему сиятельству преданный». Следует сказать, что в доносе упоминались некоторые личные друзья Ивана Ивановича, что, по свидетельству историка Н.С. Коршикова, он действительно находился в хороших отношениях с Сухоруковым и критиковал законоположение (1835 г. – авт.), приведшие к замкнутости Войска Донского.
Публикации Краснова активно и широко цитировались последующими Историками. Ныне для научно-познавательных исследований они также актуальны. Одна из самых релевантных его работ – большой историко-этнографический очерк «Низовые и верховые казаки». Используя неопубликованные акты, рассказы стариков и собственные наблюдения, Краснов одним из первых (после Грузинова) в донской и русской литературе проследил различия в физических и нравственных свойствах, образе жизни, обычаях и традициях, наречии, одежде между низовыми и верховыми казаками. Он, прежде всего, совершил попытку осветить происхождение и историю тех и других. «Военный сборник» писал, что автор сделал множество ценных этнографических наблюдений.
И.И. Краснов выявил и отношение различных войсковых атаманов к верховым казакам, их хронологическое описание в возвышении управленческого статуса и всё более активное участие в управлении Войском. По мнению Ивана Ивановича, это возвышение началось с веховца графа Ф.П. Денисова, а со временем новочеркассцы «так привыкли видеть везде по управлению верховых, что когда в 1836 году назначен был атаманом Власов, почти никто и не заметил, что он был верховой». В этой же статье, безусловно, впервые были выявлены причины, побудившие Платова перевести главный город Войска из Черкасска в Новочеркасск. В связи с тем, что до последнего времени в литературе встречаются измышления об истинных причинах основания нового города в Бирючьем Куту – поблизости от атаманской дачи (имения генерала Платова), стоит отметить, что Краснов не придавал этим «сплетням» никакого значения. Земельная площадка, отводимая под городское строительства, прежде всего меньше всего нарушала чьи-либо материальные интересы. Платовская дача была всего лишь «небольшим деревянным домиком», который, при желании, легко можно было перенести в любое другое место.
В своей работе «О донской казачьей службе» Краснов подробно писал о казаках как части русской лёгкой конницы, обосновывал отличия казачьих войск от лёгкой регулярной кавалерии и азиатских наездников, «главнейших качеств» казаков, развитии казачьего духа и способностей, действительной казачьей службе и её улучшении.
В статье «Донцы на Кавказе» автор говорит об изменениях в кавказской службе казаков по реформе 1860 года и значении этой реформы, излагает её предысторию. В ней указаны некоторые впечатления Ивана Ивановича о своей кавказской службе начала 1840-х годов.
Большой интерес для историков Крымской войны представляет крупная работа Краснова «Оборона Таганрога и берегов Азовского моря в 1855 году» – по объёму фактического материала самый солидный труд на эту тему даже и в настоящее время, спустя многие десятилетия после его опубликования в 1862 году. Краснов подробно, день за днём, описывает оборону, приводит много фактов героизма войск и мировых жителей, использует уникальный материал и, что характерно, нигде не ставит себя на первый план.
В 1860-х годах в России стали широко говорить «о Донском сепаратизме», намерении казачьих старшин устроить управление Доном подобно великому княжеству Финляндскому и царству Польскому. По словам Краснова, этот «сепаратизм» отыскали русские «патриоты» в связи с подъёмом «патриотизма» вследствие польского восстания 1863 года, когда стали подозрительно присматриваться к окраинам империи. Вместе с тем Краснов упоминал статьи в «Донских войсковых ведомостях», пропитанные местным патриотизмом и отстаивавшие донские привилегии и особенности, причём «заметно было чувство недоброжелательства к русском, как на Дону обыкновенно называют всякое лицо недонского происхождения». Петербург выразил недовольство этими статьями и приказал прекратить их печать, но одновременно появился и повод думать о «донском сепаратизме».
Что же происходило на Дону в действительности? В 1860-х годах здесь разгоралась борьба между двумя «партиями», выстроившимися, по замечанию Краснова, в два враждебных лагеря, – «местных патриотов» и «русофилов». Иван Иванович принял в этой борьбе активное участие и выступил в неё статьёй 1862 года «О народности в Донском войске».
Согласно Краснову, первая, гораздо более многочисленная партия – «гражданская», партия «отсталых» – состояла из «приверженцев донской народности, донских патриотов или так называемых казакоманов», которые под флагом местного псевдопатриотизма (см. гражданские отношения в США. – авт.) отстаивали существование донской народности, неприязненно относились «к русским и ко всему русскому», выступали в защиту замкнутости Войска (просматривается некая параллель с еврейским народом. – авт.), за старое его устройство, против реформ. В эту партию входили лица, в основном не знакомые с русским обществом, мелкопоместные и беспоместные чиновники.
Вторая, меньшая партия – «военная», партия «передовых» – включала в себя «поборников сближения с русскими – прогрессистов или, иначе, русофилов», которые, считая казаков русскими, выступали против замкнутости Войска, за его преобразования и реформы, развитие на Дону образования и промышленности; такому развитию, по их мнению, мешали замкнутость и военный уклон Войска Донского. В партию входили донские дворяне из высшего круга, некоторые старые чиновники, люди с высшим образованием.
В первой преобладали гражданские чиновники, во второй – офицеры. Обе партии, писал Краснов, любят Дон, но по-разному: у первой любовь «выливается из сердца», у второй «рождается из головы»; первая видит счастье Дона «в какой-то отчуждённости, самоцветной красе», вторая – в развитии благосостояния и просвещения, как во всей империи. Первая называет сторонников второй «отступниками, перебежчиками, москалями», а вторая сторонников первой – «отсталыми, китайщиной, квасными патриотами».
Иван Иванович оказался на стороне второй, «прогрессивной» партии. Он считал, что для замкнутости Войска нет никаких оснований и что она вредна для Дона. Донских казаков Краснов считал частью русского народа. «Для чего же теперь, – спрашивал он, – создавать народность искусственную? Для чего область, населённую людьми чисто русскими или совершенно обруселыми, которые говорят русским языком и исповедуют русскую веру, для чего держать её таким особняком, заграждать всякие пути из неё к отечеству и обратно, и уничтожать связи, которые могут ближе скрепить наш родственный с ним союз?»
Основанием для замкнутости не дают и казачьи привилегии, ибо они «служат скорее стеснением», не говоря уже о том, что настоящие казачьи привилегии отсутствуют. Массе донского казачества, утверждал Краснов, чужда мысль о независимости Дона, а в его высших классах «не родился ещё такой безумец, которому запала бы в голову серьёзная дума об отдельном политическом существовании Войска, потому в особенности, что дело это совершенно невозможное. Взгляните на карту России, и вы увидите, что Войско Донское со всех сторон окружено русскими губерниями». «Безумец» родится через четыре года после написания этих строк, и по иронии судьбы это будет родной внук Ивана Ивановича, будующий донской атаман Пётр Николаевич Краснов, который провозгласит независимость Дона, правда, до окончания гражданской войны.
По мнению Краснова, изложенному в статье «О народности в Донском войске», в прежние времена замкнутости Дона не существовало, поскольку поступление в казаки было свободным. В казачество, писал Иван Иванович, вступал всякий, кто желал, лишь бы он исповедовал православную веру. Исторически показано, что указанное ограничение далеко не всегда соблюдалось. Даже в позднейшие времена донские казаки генерал Круликовский и полковник Залещинский до конца жизни были католиками, донской есаул Моц лютеранином, а казачий генерал Бегиков сменил ислам на православие только в чине полковника. Стоит отметить и казаков-колмыков, входивших в Войско Донское – буддистов по вероисповедыванию. Были приняты в казачество и казаки-татары, исповедовавшие ислам, в дальнейшем эмигрировшие с Дона по религиозным мотивам. Так, что само вероисповедование не являлось чем-то решающим в Войске для принадлежности к нему.
Причины замкнутости Войска Краснов видел, прежде всего, в деятельности русского правительства, в тех законоположениях, которые воспретили, как перечислятся в казачество, так и выходить из него и поставили Дон «совершенно особняком», обособили от России. Само «положение» 1835 года заставило многих донцов думать, что «они составляют в России какую-то особенную нацию». Отчасти виновата в этом, по мнению Краснова, и русская историческая литература, производившая казаков от хазар, татар, черкесов и прочих. Но, помимо изложенного, одной из главных причин существования партии «донских патриотов» Краснов считал тяжёлое экономическое положение мелкопоместных и беспоместных чиновников, плохое их поземельное обеспечение и отсюда – их недовольства деятельностью правительства. Такое же недовольство, как считал Краснов, вызывало то, что на важных донских должностях, которое вполне могли бы занимать казаки, находилось много «русских».
Выступая за безусловное сохранение Войска Донского, столь необходимого отечеству, Иван Иванович предлагал ряд мер по разрушению «китайской стены» между Доном и Россией. Среди этих мер были разрешение донцам выходить из Войска, служить не только в казачьих, но и в регулярных частях, заниматься наукой, искусством, торговлей и т. д., разрешение неказакам вступать в Войско и служить в казачьих частях, разрешение донским помещикам продавать свою землю уроженцам русских губерний, развитие на Дону просвещения, наделение мелкопоместных и беспоместных донских дворян землёй не на определённый срок и не пожизненно, а в полную потомственную собственность, назначение на войсковые должности большего числа донцов (т.е. всё то, что было в обозначенное время присуще «русскому фашизму», как способу управления народом, прошу не путать понятие «фашизм» с понятием о «национализме», пусть даже «казачьим», казаки ни когда в истории своего существования не занимались геноцидом, и расовой ненавистью. – авт.).
Краснов, как утверждалось в «Русском биографическом словаре» и «Русском инвалиде», понял «устарелость прежних форм быта Донского войска», считал, что «казачеству невозможно уже оставаться в своём прежнем, безурядном положении и что сепаратические идеи, которые некогда проповедовал его дед, Иван Козмич… отжили свой век». Выступление Ивана Ивановича против замкнутости Войска Донского историка в целом оценивают как имевшее прогрессивное значение. Но эти выступления доставили автору, причём в последние годы его жизни, большие неприятности, были встречены сторонниками «гражданской» партии, крайне неблагосклонно, обвинения в выслуживании перед начальством. На этой почве с Красновым резко порвал И.С. Ульянов, после дружбы, длившейся полжизни.
Увлечённо интересуясь этнографией и фольклором донцов, И.И. Краснов собирал слова, бытующие на Дону, записывал песни. Составленный им словарь опубликован в книге Н.И. Краснова «Земля Войска Донского», а в сборнике А.Н. Пивоварова «Донские казачьи песни» помещены три песни, записанные Красновым.
Иван Иванович был одним из основателей Новочеркасского статистического комитета, созданного в 1839 г. в качестве центра изучения экономики, природы и истории Дона, и по своей тогдашней должности старшего члена Войскового правления вошёл в комитет в качестве непременного члена, а затем участвовал в его заседаниях 1839 – 1841 г.. В 1860 г. Краснов был избран членом Войскового статистического комитета как один из тех, кто «знанием края и усердием к общественной пользе» мог «содействовать комитету к увеличению массы полезных статистических сведений». Тогда же Иван Иванович представил в комитет «сведение» о военном составе Войска Донского. В 1865 г. Краснова избрали почётным членом комитета. В 1839 – 1842 гг. он подписывал в печать «Донские войсковые ведомости» и приложения к ним. Это в то время была сухая газета, содержащая официальные распоряжения и объявления и лишь изредка печатавшая по приказанию начальства полезные для хозяйства сочинения.
Как старший член Войскового правления Краснов изучал проект проведения канала из Дона, от станицы Бесергеневской, к Новочеркасску и, по словам Н.И. Краснова, предложил «свой проект изменения русла верхнего Аксая». Он предусматривал сделать Аксай полностью судоходным и тем самым изменить в лучшую сторону экономическое положение донской столице.
Иван Иванович, по его собственному выражению, был влюблён в агрономию, экспериментировал с выращиванием различных сельхозхозяйственных культур, очень интересовался сельхозхозяйственной техникой и даже сам пытался изобретать. Из его переписки с Ульяновым видно, что он посылает ему «аглицкий плужок» на пару волов и борону собственного изобретения. «Я, – писал Краснов Ульянову, – готов переменить свой военный мундир и все поля чести и славы на поле, засеянное пшеницей и расчерченное десятинами, так как земледелие – самое благородное изящное художество». Один из историков, цитируя в 1939 г. эти слова, назвал Ульянова и Краснова «хищниками», которым «на всё было наплевать, и интересы своей мошны стояли у них выше всего… Незачем говорить, что изящными художествами земледелие для господ Ульяновых, Красновых и др. являлись хотя бы потому, что 30 – 40-е годы прошлого (XIX в. – авт.) столетия характеризовались расширением хлебного экспорта…» Без сомнения понятно, что о Краснове можно было так несправедливо писать в сталинскую эпоху, лишь совсем не зная ни его биографии, ни его характера. Всё о чём говорил «историк»: Марксистко-ленинская философия – располагать все события с классовой позиции – это и было в ту пору «мракобесием», хотя, возможно, в 1939 году другая точка зрения не имела права сосуществовать публично.
«Одинаково искусно владея и саблею, и пером, будучи храбрым вождём и искусным администратором, И И., – писал Л.В. Богаевский, – был вместе с тем гуманнейшим и образованнейшим человеком, и донцы с полным правом могли поставить его имя в первые ряды донских деятелей прошлого века».
Он умер 14 апреля 1871 г. в своём Краснополье. На его смерть откликнулись некрологами отечественные периодические издания. «Русский инвалид» в 1871 г. в некрологе назвал Краснова «одним из замечательных сочленов донской семьи», и это было ещё не самое сильное выражение. Однако же, там же отмечалось, что в последние годы своей жизни Иван Иванович потерял между донцами свою популярность.
В 1873 году сын Ивана Ивановича Николай Иванович Краснов опубликовал мемуары отца под названием «Воспоминания старого донца». Они написаны хорошим литературным слогом, рассказывают о кануне войны 1812 г. и посвящены главным образом деду И.К. Краснову и детским годам самого автора. Неизданными остались «Записки о кавказской войне» и другие воспоминания. «Русский биографический словарь» назвал ненапечатанные мемуары Краснова «наиболее любопытными» из всего им написанного. Не опобликованы и его «Ежегодные записки» – дневник 1817 – 1821 гг., рассказывающие о быте офицеров лейб-казачьего полка, некоторые события из жизни Дона, Москвы и Петербурга. В 1877 г. Н.И. Краснов издал «Письма генерал-лейтенанта Краснова о кампании 1828 – 18929 гг. в Европейской Турции». Среди бумаг отца он нашёл и «Историческое описание об основании Астраханского казачьего войска», которое использовал в одной из своих статей. Иван Ивановичу принадлежит и перевод с немецкого книги Ф. Смита «История польского восстания и войны 1830 и 1831 г.», не разрешённый в своё время к печати.
Красновы издавна имели тесное отношение к Вёшкам и Елани. Даже не только потому, что некоторые вёшенские и еланские казаки служили в «красновских» полках. У генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Краснова был дом в Вёшках. Он подолгу жил в этой станице. Ему же принадлежала «водяная о двух поставах мельница с плодовым садам, состоящая в юрту Вёшенской станицы, на буераке Семёновском (эту мельницу в 1858 г. генерал подарил священнику Василию Яковлевичу Попову)». Генерал-майор Иван Никифорович Краснов владел мельницей в еланском юрту с левой стороны Чира и садом «на левой стороне става мельницы». Красновым принадлежала и некоторая другая недвижимая собственность в Вёшенской и Еланской станицах.
Состояли представители рода Красновых вначале по Букановской станице, а потом по Правоторовской станице. Сын Ивана Ивановича Николай Иванович Краснов уже числился казаком Вёшенской станицы. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 210 – 234).
1800, 13 мая. ВЁШКИ. Донское дворянство. Перечень офицеров Вёшенской станицы: 1) генерал-майор Гаврила Боков; 2) сотник Михаил Солдатов, станичный атаман; 3) есаул Архип Мельников; 4) сотник Родион Кружилин; 5) сотник Иван Копылов; 6) сотник Михаил Щиров; 7) сотник Андрей Белоусов; 8) сотник Лука Никонов; 9) хорунжий Михаил Ващаев. Офицерские чины давали дворянство.
Дальнейшая история покажет, что впоследствии офицерами всё чаще, а потом и почти исключительно становятся дети офицеров, и донское дворянство воспроизводит самое себя из десятилетие в десятилетия, в офицерских списках начнут оставаться почти одни и теже вёшенские и еланские фамилии. Так появлялись и развивались дворянские роды – офицерские чины давали дворянство. Таким образом, начало, но особенно вторая половина XIX в., – это уже не патриархальный XVIII: офицер есть офицер, казак есть казак. Оба потомки Донского казачества, в общем, казаки, но один белая кость, другой чёрная. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 177).
1800, 2 июля.*** Указ Павла I, утвердивший границы Донского войска.
1800 – 1804.*** Проведение крупных реорганизаций управления Войском Донским, которые приближали его к управлению губерний Российской империи.
1800, сен.*** (Первая версия). Казнь Евграфа Грузинова на Черкасском майдане. Его засекли кнутом до смерти.
Стремление Павла I прировнять Землю Войска Донского к российским губерниям привело к последней на Дону попытке казачьего бунта под руководством братьев Евграфа и Петра Грузиновых. Бунт был подавлен князем Щербатовым, а руководители во главе с Евграфом Грузиновым в сентябре 1800 г. были казнены на Черкасском майдане. Ближайшие сподвижники – дядя Афанасий и станичники Касмыкин, Колесов и Попов – обезглавлены на эшафоте. Пётр Грузинов и ещё десять казаков с вырванными ноздрями были сосланы в Сибирь. (Новочеркасск. Энцеклапедия. – Новочеркасск: ООО «Издательство НОВОПРИЕТ», 2005. С. 32).
1800.**** Хутора Верхнего Дона. Юртовые границы. Рост населения и сокращение площади удобных земель стали вызывать споры между соседними станицами, в том числе между Вёшками и Еланью, до того находившимися в братском союзе.
В самом начале XIX столетия вёшенский юрт насчитывал приблизительно 5 600 жителей.
В 1800 г. у Елани возникли земельные споры с Вёшками и Усть-Хопёрской станицами. По приказу Войсковой Канцелярии эти споры разбирал полковник Аврам Чернозубов, есаул Ежов, и капитан Максимович. Юртовая межа, в общим та же, что и раньше, была впервые отмежёвана землемером «с постановлением межевых знаков». Наиболее приметными пунктами границы были столб, поставленный на правом берегу Дона, между буераками Рыбным и Половенным, елано-вёшенская дорога, «потекля речки Зимовной» и буерак Крутенький. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 305, 357).
1797.**** Структурная реорганизация Войска Донского. В царствование Павла I в Войске Донском учреждены семь сыскных начальств (третье называлась Казанским, под руководствам майора Ильи Чернозубова). Третье сыскное начальство стало ведать станицами по Дону от Качалинской до Казанской. Вешки и Елань попали в подчинение к майору Чернозубову, и именно в его начальство было возвращено исконное право казаков, проводить станичные казачьи сборы и избирать на них станичного атамана. Сыскные начальники сосредоточивали в своих руках большую власть. Они ведали всеми военными, судебными, административными и финансовыми делами станиц.
Это деление в Войске Донском к конечном итоге «размножившиеся» начальники породили карупционный круг. Казачьи «чиновники» сыскных начальств стали регулярно выколачивать у казаков копейки, а у станиц рубли. Свои вымогательства казачьи «чиновники» даже не стеснялись изображать на письме. А взятки старшинам ещё записывались в станичные книги. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 130 – 131).
Станичное самоуправление в XVIII – XIX веках – по мере упрочения власти войскового чиновничества роль станичных Кругов постоянно снижалась. В XVIII в. ежегодно ещё избирались атаман и станичный суд. В последующим в станичном самоуправлении произошли значительные изменения. В 1797 г. донской войсковой атаман В.П. Орлов разослал в станицы «Наставление», в котором подчёркивалось, что главная задача станичных атаманов неукоснительное выполнение распоряжений властей, при этом роль станичного атамана возросла.
Войсковое право – это был казачий уголовный кодекс. Вплоть до средины XIX в. дела об убийствах, насилии и других уголовных преступлениях расследовались в Войсковой канцелярии. За самые тяжкие преступления приговаривались к смертной казни. Надевали мешок с камнями и бросали преступника в воду или на базарной площади вешали на поставленном стоймя якоре. Были и иные наказания: «… в колоду сажали, били плетьми». Суд производился словесный и гласный. Виновность подсудимого должны были подтвердить не менее двух свидетелей. За воровство наказывали плетьми или денежным штрафом. Мелкие дела рассматривались в станичном обществе, станичным судом. (Шумов В.В. История казачества (справочник казака). // Ростов н/Д: Изд ООО «КСС», 2004. С. 30, 33).
Ок. 1800.**** Родился Платон Фёдорович Астахов, казак Еланской станицы, сын подполковника, награждён А-3, СМ-828. В службе казаком с 17 мая 1819 г. Участник Русско-турецкой войны 1828 – 1829 гг., Грузия: война с горцами. Войсковой старшина с 5 января 1845 г. (РГВИА, ф. 405, оп. 6, д. 6614, ПС за 1845 г.). Сын Фёдор рождён 8 нояб. 1830 г. в ст. Еланской причислен к дворянам 28 янв. 1844 г. (РГИА, ф. 1343, оп. 16, д. 3040).
1801, 12 янв. – 17 апр. ДОН Поголовная мобилизация Войска Донского. «Индийский поход», явился чем-то вроде воинских манёвров перед Отечественной войной.
12 января 1801 г. император Павел I соизволил повелеть: собрать всё войско Донское. Куда, зачем замышлялся поход – про то никто не знал. Войсковой наказной атаман Василий Петрович Орлов предписал готовиться всем офицером, урядникам и казакам. Все, до последнего, должны были в шесть дней (к 18 фев.) быть готовы к выступлению о-двуконь с полуторамесячным провиантом. Казаки обязаны были иметь при себе ружья и дротики. И раньше бывало так, что подымалось всё войско Донское. Старики помнили такие случаи. В 1737 и в 1741 гг. донцы поднимались поголовно. Но тогда была опасность от татар, татары шли на Дон, была нужда отстоять родные станицы. Куда пойдёт войско Донское – этого никто не знал. В войске числилось 800 больных, но и им приказано было явиться на смотр. Шли недужные, опухшие от ран, искалеченные, круглые сироты и беспомощные бедняки приготовлялись к походу. У многих казаков не было форменных курток и чекменей. Их одевали в старые халаты, в сермяжное одеяние. Никому не делали уважения и нисхождения. Хоть дом сгорел, хоть всё погорело – иди, всё равно, за счёт станицы. Богатые казаки снаряжали бедных. В Черкасской станице шесть казаков собрали 2 000 рублей и дали деньги на обмундирование и снаряжение пеших казаков. Двадцать душ семейства в одном доме остались без хозяина и пропитания. На очередь не смотрели. Атаман приказал брать без очереди, и шёл последний хозяин, хотя два брата его уже служили в полках. Полки, только что пришедшие с Кавказской линии, из Итальянского похода, снова зачислялись на службу. Церкви остались без пономарей, станичные правления – без писарей, забрали всех. Ополчение было поголовное!
Потребовали и калмыков на службу. Офицерам-помещикам не разрешено было съездить на свои хутора. Жёны не простились с мужьями, дети – с отцами. Спешно по царскому указу собиралось войско.
Войску Донскому было выделено из государственных сумм 1 670 285 рублей ассигнациями, причём в долг под будущую добычу. Сумма выделялась на год; видимо, именно за это время царь планировал завоевать Индию.
Сборными местами были назначены станицы: Бузулуцкая, Медведицкая, Усть-Медведицкая и Качалинская. В зимнюю стужу, в конце февраля месяца, собрались казаки на смотр атамана.
27 – 28 февраля 1801 г. по указу императора Павла I-го весь Дон в количестве 20 947 казаков о двуконь каждый, при 510 офицерах, 500 артиллеристов и 500 калмыках выступили в поход для завоевания Индии. Эти казаки составил 41 конный полк. Никто способный носить оружие не был оставлен дома. Даже только что вернувшимся на Дон из Итальянского похода около 800 больных и раненых не оставили дома для восстановления здоровья, а забрали с собой. Их путь лежал в направление Оренбурга.
На сборные пункты – вёшенцам и еланцам в Усть-Медведицкую – было приказано явиться в течение шести дней с собственным провиантом на полтора месяца, «о двуконь», и при полном вооружении. Никакой очереди не соблюдалось, недавнее участие в тяжелейших Итальянском и Швейцарском походах или боях на Кавказе не освобождало от сбора. И вёшенцы, и еланцы ехали в Усть-Медведицу, собирались в сотни и полки.
Войсковой атаман Орлов разделил всё войско на 4 части. 1-ую, из 13 полков, повёл генерал-майор Платов. 2-ую, из 8 полков, генерал-майор Бузин. 3-, из 10 полков, генерал-майор Боков. 4-ую, из 10 полков, генерал-майор Денисов, только что вернувшийся из Италии. С отрядом генерала Платова шёл и атаман Орлов и с ним две роты донской конной артиллерии и войсковые инженеры. Артиллерией командовал полковник Карпов.
Хотя указ был тайный и ни кто, кроме войскового атамана и в 4-х колонах начальников, не должен был знать о цели похода, но какими-то судьбами казаки узнали, что им приказано завоевать Индию. В зимнюю стужу, не обеспеченное фуражом и провиантам, оставив на произвол судьбы свои курени и семьи, беспрекословно и сознательно пошло всё войско Донское на край света, на неимоверные труды, нужду и смерть! Ни малейшего признака возмущения или ропота не возникала в рядах обречённого на гибель войска. Воля монарха, какова бы ни была, должна быть исполнена! Так понимали свой долг перед монархом донцы.
Что же произошло и почему от войска Донского потребовали такого страшного напряжения сил?
Император Павел I внезапно поссорился со своими союзниками, англичанами. Он заключил союз с его недавними врагами французами против англичан. И в союзе с французским императором Наполеоном, решил объявить войну Англии. Главное богатство английской земли заключалось в громадной, плодородной, поросшей лесами редких деревьев Индии. Из индийской земли добываются и камни самоцветные, там де приготавливаются драгоценные шёлковые ткани. Произведениями Индии, её хлебом и материями торгует Англия и ею она богатеет. Император Павел решил отнять Индию у Англии, и сделать это поручил донским казакам. Им предстояло пройти тысячи километров по безлюдной степи, потом по песчаной пустыне, перевалить через горы и вторгнутся в индийские земли.
Основная цель императора заключалось в том, чтобы Индию, отобрав у Англии, сделать российской колонией. Атаману было прислана и карта Индии. По пути донским казакам надлежало занять Бухару, в Хиве освободить российских подданных, находящихся в плену. Всё богатство Индии было обещано казакам в награду.
Если бы атаман Орлов и донские казаки успели бы исполнить императорские замыслы, то они прославили бы себя более, нежели сам Ермак – п окоритель Сибири…
В конце февраля состоялся смотр казачьих войск. В поход отправились 23 017 донцов (в том числе 501-н казак-артеллерист и 510 калмыков), составивших Атаманский и 40 других конных полков, «команду для укомплектования» и две роты конной артиллерии. В войске было 44 550 лошадей. Артеллерия состояла из 12 единорогов, к которым было 960 гранат, 120 ядер, 360 зарядов картечи, и 12 пушек, имевших 1 080 ядер и 360 зарядов картечи. 27 – 28 февраля 1801 г. войско двинулось к Оренбургу. Шли разными трактами. Переправа через Дон по льду прошла успешно, но далее начались трудности…
Уже с первых же шагов в задонской степи страшные трудности возникали перед казаками. Дороги были занесены снегом, и артиллерия выбивалась из сил, вытаскивая пушки из глубоких сугробов. Нигде не было квартир для обогрева. И казаки и их лошади стыли и мёрзли на холодном ветру в степи. Не было топлива, не хватало провианта, не было сена и овса. Некормленые лошади ели брели навстречу жестоким холодным буранам. Такое лишь могли припомнить только те, кто с Суворовым делал переход через Альпы. История для них повторилась.
В начале марта вдруг настала оттепель. Заиграли ручьи, размокла степь. Грязь стала непроходимая. Каждая балка сделалась страшным препятствием. Через сухую, обыкновенно, речку Таловку войсковой старшина Пузин ели переправился. Сорок вёрст он шёл по колено в грязи, а через самую Таловку переходил по устроенному им из хвороста, хуторских оград, ворот и крыш мосту.
Наконец, подошли к Волге. Лёд вздулся и побурел. Лошади проваливались на нём. Местами он уже тронулся. Денисов со своею колонной подошёл к нему и увидел, что переправа опасна. Через всю реку поставил он мужиков с верёвками и им придал по нескольку казаков для оказания помощи, но главным образом для канвою, чтобы те не разбежались. Начали вести лошадей, но они проваливались и шли ко дну. Однако Денисов знал, что на больших реках лёд в средине всегда толще, и вот, он приказал повести своих рослых и сытых лошадей вперёд. Сначала они проваливались, но потом перешли. За ними потянулись и казаки. До 700 лошадей провалились, но казаки вытащили их всех. Пять часов длилась переправа.
И снова тронулись в путь, вначале по Волге, за тем по течению реки Иргиза. Степь становилась всё безлюднее и пустыннее. Комиссионер Теренин, обязавшийся доставить хлеб и фураж, не выполнял своего обязательства: на Волге этого лето было неурожайным, и он не мог собрать продовольствия. По приходе на ночлег не находили овса, да и сено было пополам с мусором. Лошади падали от бескормицы, и путь, пройденный казаками, обозначался длинной вереницей вздувшихся конских трупов, да чёрными стаями ворон.
Громадною вереницей вытянулись донцы в безгранной степи. По ночам казаки мёрзли, а весенними днями мучились в грязи и лужах, в которые обращало степь весеннее солнце. Многие из казаков были больны. Появилась цинга.
Тяжелые испытания легли на души казаков. Казаки молились, прося у Бога милосердия. Но молча, без ропота шли они воевать с неведомым врагом, завоёвывать для России далёкую Индию.
Проши от Дона без малого семьсот вёрст по пустыне. 23 марта 1801 г., на 24-й день пути, накануне Светло-Христова Воскресения казачий отряд, находившийся в селе Мечётном Вольского уезда Саратовской губернии, догнал курьер из Петербурга. Он сообщил, что в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. скончался (задушен) император Павел I и на престол вступил император Александр I Павлович. Он повелел казакам вернуться домой. Внезапная насильственная кончина императора Павла положила конец этому походу.
Тот же час было приказано собрать полки на построение. Перед строем к ним вышел атаман Орлов и обратился к выстроенным войскам: «Жалует вас, ребята, Бог и государь родительскими домами!». Передав волю нового монарха, чтобы все казаки шли по своим станицам, атаман Орлов объявил празднование в честь первого дня пасхи.
В первый день Пасхи атаман и некоторые полки слушали обедню в Старообрядческом монастыре недалеко от Мечётного. Весело было в этом день в казачьем лагере. Стреляли пушки, палили из ружей, пели песни.
В день Благовещения, на третий день Пасхи, пошли в обратный путь. Обратный путь был легче. Наступила весна. Становилось теплее, но местами ещё лежала непролазная грязь. Между 9 и 17 апреля 1801 г. полки вернулись домой. Хопёрские, медведицкие, бузулуцкие, донецкие и верхне-донские казаки были отпущены прямо с границы. Остальные с офицерами левою стороною Дона пошли к Черкасску.
2 мая 1801 года атаман прибыл в Черкасск.
После суворовского перехода через Альпы Оренбургский поход донских казаков – самое трудное их походный передвижений всего состава войска Донского. 1 564 версты (1 668 километров) сделанные боле, чем 20-тысячным конным отрядом за два месяца по безлюдной степи в весеннюю распутицу. Сделано без потерь в людях. На полу пришлось павших лошадей от 62 (в Атаманском полку тысячного состава) до 12-ти (в полку Миронова).
Не знали те, кто посылал их, как далёк и труден был этот путь, и сколько препятствий на нём встретилось казакам. Дойти до Индии по безлюдной пустыне, без продовольствия и фуража было маловероятно. Но войско Донское пустилось исполнять государеву волю без рассуждения – все казаки погибли бы в нём. Был ли это акт геноцида против казачества, и кто стоял за кулисами этого вандального плана? Это остаётся малоизученным вопросом. До расказачивания в 1919 года осталось 118 лет. В европейской политике этого времени боевая казачья сила, для многих враждебно направленных на Россию государств, не давало покоя. Абсурдность принимаемых решений, связанных с установкой на исполнение, заведомо невыполнимых задач, поставленных перед самым боеспособном население России, наводит на мысль о существовании какого-то внешнего заговора против России. Цель, которого было подбросить идею императору Павлу I, казалось бы, под благим делом, колонизации Индии, – гибель всего войска Донского, как военного сословия.
Этот пример демонстрирует безграничную покорность донцов воле своего монарха. Поход на Индию замечателен тем, что в нём казаки показали, как велика и отлична у них была дисциплина и преданность государю, как закалены они были в походных невзгодах. (Картины былого Тихого Дона: Краткий очерк истории войска Донского. Т. 1. // М.: «Граница», 1992, с. 211 – 215). (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 139 - 143).
1801, 18 авг.**** Военная форма казака – долгое время у казаков не было единой военной формы обмундирования. Указом от 18 августа 1801 г. установлена форма одежды для всех полков Донского казачьего войска, в т.ч. и вешенским казакам. Установленная однообразная форма обмундирования донских полков и повседневная форма одежды казаков должна была быть куплена за счёт новобранца, его семьи или за счёт станицы. Это новшество тяжким бременем легла на бюджет семьи призывника, но при этом ему нарезался земельный пай. Такая же форма позже на все степовые войска. Исключение составили кавказские войска, в которых носили бешмет, черкеску и башлык.
Форменная одежда в степовых войсках изменялась в 1882, 1907, 1912 гг. К 1914 г. обмундирование разделилась на два вида: мирного и военного времени. Форма мирного времени в свою очередьбыла парадной, обыкновенной, служебной и повседневной. Парадная и обыкновенная были зимней и летней.
Во время Первой мировой войны казаки носили походную форму. Это были% гимнастёрка защитного цвета, шаровары с лампасами, погоны с номером полка, сапоги.
Лампасы казаков – цветная полоса тонкого сукна, ширтной три пальца на казачьих шараварах. Введены при Екатерине II. У Донского Войска – алого цвета, Оренбургского – синего, Уральского малинового, Забайкальского – жёлтого, Терского – алого, Сибирского – алого, Астраханского – жёлтого, Семереченского – малинового, Амурского – жёлтого, Уссурийского – жёлтого цвета. Форму без лампасов носили казаки Кубанского и Терского Войска (кавказские части).
Погоны – погон на левое плечо в русской армии введён с 1763 г., на оба плеча – с 1801 – 1809 гг. Казачие войска различались по цвету погон.
У Донского были алые, у Оренбургского – светло-синие, у Астраханского – Жёлтые, у Уральского – малиновые, Сибирского – алые, Семереченские – тёмно-зелёные, Забойкальского – жёлтые, Амурского – тётно-зелёные, Уссурийского – тёмно-зелёные. (Шумов В. В. История казачества (справочник казака). // Ростов н/Д: Изд. ООО «КСС», 2004. С. 40 – 41).
Форменная одежда состояла из куртки, шаровар, заправленных в сапоги, пояса с портупеей, чекменя, шинели из синего сукна с красными выкушками и лампасами.
По военному мундиру можно было узнать о казаке почти всё: какого войска, сколько служит, в каком чине. Степовые казаки носили мундир, чекмень и шаровары с лампасами, горные – черкеску. (Астапенко Г.Д. Быт, обычаи, обряды и праздники донских казавов. XVII – XX вв. / Ростов н/Д: «Издательство БАРО –ПРЕСС », 2006. С. 87).
1801, 5 сент.*** (Вторая версия). В Черкасске на Соборной площади засечён плетьми полковник, командир лейб-гвардии донского полка Е.О. Грузинов по приговору суда. В вину ему поставлено покушение на государственное устройство, написание «клеветнических писем и бумаг». О.Е. Грузинов, служивший в Петербурге, в личной охране императора Павла I, познакомился с произведениями французских просветителей и передовой русской общественной мысли. В действительности, опираясь на антикрепостнические традиции борьбы донского казачества, он составил программу переустройства России (созданию республики, где огромная роль в преобразовании России отводилось донскому казачеству). В программе предусматривалась ликвидация крепостничества и самодержавия, свободное развитие личности и народов, населявших Россию. Взгляды Е.О. Грузинова были известны правительству. В 1798 г. он отказался от 1 000 крепостных в Минской губернии, подаренных ему Павлом I, знакомил близких к нему людей со своей программой. В начале 1801 г. он был выслан под благовидным предлогом (отпуск и лечение) на Дон, где состоялся суд и казнь. После его смерти был обнародован указ о его помиловании. Затем была произведена расправа с лицами, обвинявшими Грузинова в поношении императора бранными словами, – войсковой старшина Афанасьев, дядя братьев Е. и П. Грузиновых, казакам: Касмынину, Колесникаву и Попову отрубили головы на черкасском майдане «за недонесение».
До создания Донской республики Всевеликое Войско Докское в 1918 г. пройдёт ещё 117 лет.
1801.**** Донское дворянство. В 1801 году у генерал-майора Гавриила Агаповича Бокова, вёшенского казака в слободе Солонке насчитывалось крепостных крестьян 467 при 91 дворе. Помещик Боков насчитывал 705 крепостных, так вот остальные 238 жили в Тираспольском уезде Новороссийской губернии. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 346).
1801 – 1818.*** Матвей Иванович Платов, донской войсковой наказной атаман. Генерал-лейтенант Платов, как атаман войска Донского, просил позволить сделать, подрядом из суммы войсковой. Однокалиберные ружья по образцу казачьему на тульском оружейном заводе, для снабжения казаков, наряженных в поход, с вычетом из жалования казаков в треть по 1 рублю, да из фуража, который им полагается на вьючную лошадь не в натуре, но деньгами, пятой части. (Картины былого Тихого Дона: Краткий очерк истории войска Донского. Т. 1. // М.: «Граница», 1992, с. 233).
Донские дворяне Платовы. – Основателем этого знаменитого рода был поселившейся на Дону при Петре I Фёдор Платов. На Дону у него родились три сына – Иван, Демьян и Дмитрий. Они все и их сыновья стали старшинами.
Старшина Иван Фёдорович имел четырёх сыновей: Матвея, Стефана, Андрея и Петра.
Сам он смолоду участвовал в сражениях
против персов и прусаков, был награждён серебряной медалью и почётной саблей.
Безусловно, из самых известных в роду был Матвей Иванович Платов – герой Отечественной войны 1812 г., генерал от кавалерии, Граф, войсковой атаман в 1801 – 1818 гг.
Имел орден св. Георгия 4-й, 3-й, 2-й степени (Г-4 14.4.789 (6.12.788), (л.28), № 594; Г-3 25.3.791 (790), (л.9), № 81; Г-2 22.11.807 (разовр.), (л. 6-7), № 36). Он кавалер ордена св. Андрея Первозванного (единственный из казаков).
В Отечественную войну 1812 г. умело командовал полками его племянник Иван Иванович Платов–4-й, дядя – Михаил Демьянович Платов–5 -й, сын – Иван Матвеевич.
Потомки продолжали их боевые традиции. Генералом от кавалерии был Александр Степанович Платов (1817 – 1891) – профессор артиллерии, с 1861 г. – начальник Михайловского артиллерийского училища. (Шумов В.В. История казачества (справочник казака). // Ростов н/Д: Изд ООО «КСС», 2004. С. 146 – 147).
1801.**** В Центральном государственном военно-историческом архиве хронится документ с длинным названием «Ведомость, учинённая Войска Донского в Войсковой канцелярии из таковых же, доставленных от подведомственных ей сыскных начальств, состоящих в Войске Донском станиц и селений с показанием в них числа дворов и жителей мужского пола с различием каждого состояния порознь».
Из «Ведомость, учинённая Войска Донского в Войсковой канцелярии» за 1801 г. в Вёшках указано имеется 484 двора, 1 032 служилых казака (в т.ч. 16 в офицерских чинах), 383 отставных казака (в т.ч. 22 в офицерских чинах), 1 469 казаков в возрасте от одного года до девятнадцати лет, а всего 2 884 казака. Кроме того, в станице проживает 33 крестьянина мужского пола. Всех мужчин в Вёшках 2 917 человек, или 6,03 мужчины на один двор.
По Елани в ведомости приводятся такие цифры? Дворов 245, служилых казаков 391 (из них ни одного офицера), отставных 206 (в том числе 2 офицера), молодых казаков 506, крестьян мужского пола 39, а всего 1 142 мужчины, или 4,66 мужчины на один двор.
«Ведомость, учинённая Войска Донского в Войсковой канцелярии», даёт возможность представить место Вёшек и Елани среди двадцати одной станицы Усть-Медведицкого начальства. Всего в начальстве шесьдесят восемь больших, малых и совсем крошечных поселений, где живут крепостные. По числу дворов Вёшенская находится на третьем месте (после Глазуновской и Усть-Медведицкой), По числу дворов Верхнедонские станицы распологаются в таком порядке: Усть-Медведица, Вёшки, Мигулин, Казанка, Усть-Хопёр и Елань. По числу мужского наеления – Мигулин, Вёшки, Казанка, Усть-Хопёр, Усть-Медведица и Елань.
Та же ведомость называет верхнедонских помещиков, имеющих крепостных крестьян. При речки Чирской имеют крепостных майор Иван Наполов (18 дворов, 51 крестьянин мужского пола), поручик Пётр Меркулов (5 крестьян), сотник Егор Вислогузов (23 крестьянина), подполковник Павел Попов (9 дворов, 38 крестьян). У генерала Логгина Денисова при чирской мельнице 7 крестьян. При Песковатке крестьяне у поручика Семёна Ежова (12 крестьян), есаульши Марии Кузнецовой (22 крестьянина), капитана Петра Чеботарёва (6 крестьян), есаула Ивана Ежова (5 крестьян). При Сухой Песковатке у майорши Натальи Лосевой (9 крестьян) и наследство недавно умершего казака Лариона Попова (21 крестьянин). При верховьях Малой Песковатки у полковника Ивана Андрианова (76 крестьян). При Решетовке у есаула Дмитрия Латышева (10 крестьян).
В том же Усть-Медведицком начальстве перечисляются: Степан Ефремов, сын бывшего войскового атамана, владел в 1801 году 1 325-ю крестьянами мужского пола; Фёдор Петрович Денисов, генерал от кавалерии, первый граф из донских казаков, владел в слободе Ареховой 1 178 крестьянами; Андрей Поздеев, генерал, владел при Поздеевке 518-ю крестьянами; Василий Маньков, генерал, владел в Берёзовке 469-ю крестьянами. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 126 – 128).
В ведомости 1801 года за Фёдором Ресцовым, одним из первых старшин из вёшенских казаков, числятся владения на 43 крестьянина мужского пола при Кривом Логу в Усть-Медведицком начальстве. Он воевал в русско-турецкой войне 1768 – 1774 гг. под началом фельдмаршала П.А. Румянцева-Задунайского. В 1775 г. был произведён фельдмаршалом из есаулов в старшины с одновременной отставкой. В 1781 г. готовил казаков донецких станиц в поголовный поход против ногайских татар. В 1783 году был назначен командиром донского казачьего полка (300 сабель), при поголовном ополчении против ногайских татар, в бригаду полковника Михаила Себрякова и в июле выступил в поход. В списке 1794 года он упоминается отставным старшиной. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 133).
1801 – 1864.*** Участие донского казачества в Кавказской войне 1801 – 1864 гг., длившейся 64 года. По официальным данным за это время в войне участвовало до 250 тыс. донцов (включая и тех, кто служил в Грузии на Лезгинской линии и в Абхазии). Однако в реальных боевых сражениях участвовало 87 – 101 тыс. донских казаков. Все цифры приближённые (Донская история в вопросах и ответах. Сост. Кислицын С.А. // Том I. Изд. ДЮИ. Ростов н./Д. 1997, с. 102 – 103).
1801.**** С «Индийского похода» начал службу рядовым казаков вёшенец Павел Яковлевич Жарков. В 1806 г. после пяти лет службы стал писарем в Войсковой канцелярии, потом служил «на почтах» и на Кавказе и 1814 удостоился первого офицерского чина. С началом Отечественной войны проделал поход от Владивавказкой крепости к Москве, «отколь до окончания минувший с французами компании находился, затем в походе вторично во Францию». За отличие в сражении при Тарутине 6 октября 1812 г. квартирмистр Донского казачьего полка Кутейникова 6-го Жарков был награждён орденом Анны 4-й степени. 30 сентября 1813 г. в Саксонии, под городом Дессау, раненый дважды в голову саблей, попал в плен и, от многих побоев прикладами и палашами оставлен неприятелем на месте сражения в числе мёртвых. Жаркова подобрали и направили в госпиталь. По излечении ран он участвовал в боях 1814 – 1815 гг. В 1815 г. при взятии Шалона получил орден св. Владимира 4-йстепени с бантом. Войну закончил в первом офицерском чине и лишь впоследствии дослужился до есаула. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 150 – 151).
Ок. 1801.**** Предположительно в 1801 г. началась служба вёшенца Лаврентия Егоровича Попова. Одиннадцать лет прослуживший рядовым казаком и потом урядником, а бесшабашная храбрость принесла ему 6 октября 1812 г. офицерский чин. В его послужном списке отмечается, что происходил Попов «из священнических Войска Донского детей». Имел «благоприобретённое имение» – деревянный дом в Вёшках, а родового имения ни своего, ни родителей, ни жены не имел. Службу начал в Вёшенской станице «у исправления письменных дел», затем находился у содержания кордонной стражи по австрийской границе и с 1806 по 1812 г. вёшенским станичным писарем. 1 сентября 1812 г. в полку Кутейникова 6-го выступил на фронт и через три месяца уже был хорунжим. 19 сентября 1813 г. проявил доблесть при разгроме русскими четырёх неприятельских конно-егерских полков у деревни Барак, за что удостоен чина сотника. По 30 марта 1814 г. участвовал в боевых действиях, потом по 21 марта 1815 г. с полком находился в Варшавском герцогстве «у содержания по австрийской границе кордонов, а того числа июня по 19-е при занятии города Шалона», то есть во вторичном походе во Францию. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 151 – 152).
1801.**** С 1801 г. еланец Ефим Семёнович Гуляев начал службу на Кавказской линии. В 1804 – 1805 гг. участвовал в боях с черкесами, совершил поход к прусской и австрийской границам, а с сентября 1812 г. по февраль 1814 г. в составе Донского казачьего полка Андриянова 1-го воевал с французами. В 1813 г. дважды отличился, получив за три месяца и чин хорунжего, и чин сотника; свою службу закончил есаулом. (Королёв В.Н. Старые Вёшки: Повествование о казаках. // Ростов н./Д: Кн. изд-во, 1991. с. 152).
